— Я вернусь через два дня Декс. Днем. И я не хочу видеть тебя в доме, и тут должно быть чисто, а мои вещи — стоять у двери. Иначе я кого-то вызову.
Я не знал, кого она собиралась вызвать, но рисковать не хотел. Я сверлил ее взглядом, раздумывая. Я не хотел слушаться ее, ясное дело, этот уголек гордости начинал пылать. Я им еще покажу.
Я начал с самого долгого душа в жизни, а потом долго мастурбировал. Я думал при этом о пухлой попке Перри, и я был рад тому, что не пролил ни одной слезинки. Конечно, в фантазии было иначе.
А потом я убирался в квартире, но не знал, насколько справился с этим. Конечно, они были в ужасе, я видел условия для жизни лучше в переходе для бомжей. Наконец, я начал отвечать на звонки. Я получил взбучку от Ребекки, как только рассказал ей, что произошло между мной и Перри.
Она не медлила и пришла устроить взбучку лично.
Бац.
Рука Ребекки ударила меня по лицу, как только я открыл дверь. Она даже не смотрела, просто вошла и ударила. Это пугало, словно это была ее сверхъестественная способность. Может, это было в ее крови.
— А ты гад! — орала она, бросив сумочку на стойку на кухне. — Ты жалкое подобие мужчины! Ни на что не годен!
Я гладил подбородок, разглядывая ее. Она выглядела как роковая женщина 40-х годов с ее гладкими черными волосами, красными губами и фигурным платьем. Она и вела себя схоже.
— А ты привлекательна, когда злишься, — отметил я.
Бац. Еще раз. Она была быстрой.
Щеку жалило, я потирал ее. Я с опаской посмотрел на нее и попятился.
— Закончила?
— Нет, — сказала она, скрестив руки и топая туфлей. — Нет, я не закончила. Я только начинаю. Как ты посмел?
— Знаю, — пробубнил я и опустился на диван. Жирный кролик смерил меня взглядом, когда я сел рядом с ним, он все еще злился из-за пренебрежения.
Она не двигалась, и это пугало не так сильно.
— Ты переспал с Перри и сразу же порвал с ней. Я не могу представить более… эгоистичного и трусливого поступка. Что с тобой такое?!
— Мы не встречались, так что я и не рвал с ней.
— Не придирайся, придурок. Это все оправдания. Ты знал, что она к тебе чувствует.
Я направил на ее палец, оскорбившись.
— Нет! Нет, я не знал. Она соврала мне. Она сказала, что не любит меня.
— И ты поверил?
Я вскинул руки.
— Конечно! Она — мой лучший друг. Была им. Мы доверяли друг другу. Я спросил, любила ли она меня, и она сказала нет. Мне в лицо. Она соврала. Почему бы я не поверил ей?
Она выдохнула, словно ее мысли кипели.
— Не знаю. Потому что все это видели.
— Все, кроме меня! С чего я бы подумал, что она меня любит? Как я понял бы, что она врет? Я верил словам Перри. Я не думал, что это — ошибка.
Она опустила голову.
— Она любила тебя, Декс.
Еще один ужасный удар по моему сердцу. Удивительно, что оно еще не превратилось в пыль.
— Возможно, — сказал я, не желая думать об этом. — Но это не важно.
Она подошла ко мне, стуча каблуками, и изящно опустилась рядом со мной. Я уловил запах цветов.
— Декс, — тихо сказала она, коснувшись ладошкой моего плеча, пока я не посмотрел ей в глаза. — Ты любишь Перри?
Я не мог больше этого игнорировать. Не было смысла это скрывать теперь.
— Да, — сказал я, глядя прямо перед собой, сердце колотилось в груди. — Я люблю ее больше всех. Эта любовь заполняет и пожирает. Я люблю ее на свой страх и риск. Я люблю ее… опасно.
Мы долго напряженно молчали, она сжала мое плечо.
— Я знаю.
— Тогда зачем спросила?
— Потому что хотела услышать. Это не реально, пока сам не скажешь.
— А еще, — я не слушал ее, — если ты знала, что она любила меня, а я — ее, почему не сказала нам?
Она покачала головой, не желая принимать вину.
— Это не моя роль. И это не старшая школа. Вы взрослые. К такому приходят месте через действия, а не с чужой помощью.
— О, как философски.
— Это правда. И между вами еще не все кончено.
— Точно, — я резко рассмеялся. — Я писал ей, звонил, но ответа не было. У нее даже больше нет голосовой почты. Она, наверное, поменяла номер. Она вырезала меня из жизни навеки.
— Может, пока что, — сказала она. — Может, это ей нужно. Но вечность переменчивее, чем тебе кажется.
Вечность была кошмарной, а не переменчивой.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Два дня спустя, как она и грозила, Джен и Брэдли вернулись. Я ушел ради общего блага, взял с собой Жирного кролика и отправился в бар, который работал даже днем, где меня приняли бы с собакой. Я ходил туда каждый день после того, как снова начал носить штаны, что было прогрессом.
Я курил сигарету за сигаретой (это мне тоже позволяли, когда было мало посетителей), пил виски за виски. Бармен — худой парень с уродливыми татуировками звездами на шее — давал мне выпить, пока мне не было пора возвращаться домой.
Как только я вошел в квартиру, покачиваясь от выпивки, мокрый от декабрьского дождя, я врезался в чувство завершения. Это было на самом деле. Все было кончено. Это теперь было моей жизнью.
Квартира выглядела голой. Половина картин пропала, как и половина мебели. Мне остался диван, кресло из «IKEA» и телевизор на полу, ведь столик она забрала, как и музыкальный центр с дурацким ковром. Кто забирает ковер?