И с тех пор не расставались. Истории страшные, трогательные и страшно трогательные (сборник)

…Можно сказать, не повезло, хотя почему не повезло, ты вполне доволен, ну, темно, ну, сыро, ну, бывает, раскапывают, и еще нападения эти, на прошлой неделе пропал длинный Перейра, а до него – двое с северной окраины, ты с ними как-то встречался, но даже не знаешь, как их зовут, и вообще не очень веришь во все эти истории, хотя, конечно, Перейра, с Перейрой ты был знаком и видел, что от него осталось, кучка обгорелых костей, да страшно покореженный череп с начисто снесенной нижней челюстью, но это тоже ничего не значит, может, это еще и не Перейра вовсе, черепа-то, они все похожи, говоришь ты, и вокруг согласно кивают, конечно, конечно, может, это и не Перейра, ну, хорошо, допустим, это не он, но чьи тогда кости? требовательно спрашивает Лауринда, и ты, не глядя, грозишь ей кулаком. даже если это Перейра, вот просто предположим на минутку, что это длинный Перейра, тот самый длинный Перейра, что еще в сентябре спер твою тачку и не отдал, сказал непонятно, а ты клювом не щелкай, и захохотал, как гиена, тот самый длинный Перейра, который всем растрепал, что ты ходил один к старым воротам, и тебе страшно влетело от мамы, тот самый длинный Перейра, который… да ну его к черту, думаешь ты, свирепея, ну тебя к черту, Перейра, а дома мама хватает тебя за плечи и трясет, поклянись мне, что ты никогда больше не будешь ходить к стене и к воротам, ну, мам, ноешь ты, пытаясь вывернуться, но у мамы не вывернешься, ну, мам, ну когда я ходил, это все Перейра выдумал, поклянись, повторяет мама и вдруг начинает плакать, и это так неожиданно, так ужасно неприятно, ну, хорошо, хорошо, я клянусь, торопливо говоришь ты и сам знаешь, что врешь, и мама знает, что ты врешь, но она отпускает тебя и отворачивается, а внутри тебя все корчится от неловкости и острой неприязни к себе, чертов Перейра, бубнишь ты, чтобы заглушить эту неловкость, чертов Перейра.

если ходить группами, говорит Лауринда, только днем и группами по несколько человек, по трое, поддакивает рыжий Тьягу, или даже по пятеро, или даже по пятеро, повторяет за ним Лауринда, и чтобы четверо работали, а один бы стоял на страже, мало ли что, да, да, кивают остальные, мало ли, да чушь, раздраженно говоришь ты, и все поворачиваются к тебе, чушь это все, нету у нас таких мест, чтобы работать вчетвером, мы просто передеремся, а лучше, чтоб нас всех переловили поодиночке, как длинного Перейру, ядовито говорит Лауринда, и остальные смеются, а ты машешь рукой, ну вас всех к черту, и на следующий день идешь один со своей тачкой, той самой, ты знал, где Перейра ее прячет, и увез, Перейра еще в сентябре приделал к ней новые ручки, они удобнее тех, что были раньше, но ты идешь, и ругаешь Перейру, и вслух, и про себя, и незаметно оказываешься у ворот, а вроде бы ты сюда сегодня не собирался, а за воротами – четверо или пятеро, ты от ужаса даже пересчитать их не можешь, только смотришь, ты никогда не видел их так близко и при свете дня, они совсем-совсем обычные, как ты, или Тьягу, или Лауринда, один даже и похож на Тьягу, такой же рыжий, только лицо очень розовое, и у остальных тоже очень розовые лица и руки, а уши прямо красные, но у них тоже тачка, и они точно так же уставились на тебя, права была мама, думаешь ты, и Лауринда, поймают сейчас и сожгут, как Перейру, черт бы тебя побрал Перейра. мертвяк! вдруг кричит рыжий за воротами тонким пронзительным голосом, братва, мертвяк! и они разворачиваются и бегут, бегут от тебя, волоча свою тачку, а ты все стоишь и думаешь, и никак не можешь перестать, черт бы тебя побрал Перейра, черт бы тебя побрал.

И с тех пор не расставались страшная история

…тело вынесли около полудня, и все двинулись через кладбище. Мне не хотелось смешиваться с толпой, хотя, по правде сказать, никакой толпы и не было – всего человек пятнадцать, не считая деловитого служащего в костюме и двоих сонных могильщиков в зеленых комбинезонах, – и я немного отстала от процессии, а потом остановилась поодаль, не на участке, а на дорожке, посыпанной крупным речным песком.

Гроб еще не закрыли, что-то там такое произошло, кажется, перепутали участки и выкопали могилу не там, где надо, и теперь служащий куда-то звонил, что-то объяснял, прерывался, прикрывал трубку рукой, свистящим шепотом выговаривал могильщикам в комбинезонах, те вяло отругивались. Я сделала вид, что меня это не касается, отвернулась и стала смотреть на редкие кипарисы у ограды и беленькие, кудрявые, будто нарисованные облака над ними. Тут он и подошел, незнакомый, чересчур тщательно причесанный человек в сером плаще и некрасивых тупоносых ботинках на толстой подошве. На сгибе локтя у него висел старомодный зонтик-трость. Мои соболезнования, сказал он и протянул мне руку. Спасибо, сказала я. Кажется, мы с вами незнакомы. Вы кого-то сопровождаете? Нет, сказал он, я тут. Так. И неопределенно помахал рукой.