И сердца боль

Улегся, глядя в темный потолок. Мысли радостные, легкие, волнующие… Он вспоминал прикосновение ее нежных пальцев, тот поцелуй на сене… Ощущение счастья, тихого, безмерного удовлетворения переполняло сердце. Как легко дышалось! Как просто было без навороченных материнских правил! Мысль не натыкалась ежеминутно на условности, которыми мать опутала всю его жизнь…

Он услышал шорох, почувствовал легкое подрагивание лестницы. Она!

Оля подползла к нему, обвила жаркими руками плечи, закрыла своими губами его губы, с которых были готовы сорваться слова. Все утонуло в неземном блаженстве. Тихо, тихо. Ярко, ярко…

35

Дни летели незаметно. Работы хватало. Исподволь Андрей перезнакомился почти со всеми соседскими мужиками. Те втайне зауважали его за трудолюбие, за немногословность, смекалку, степенность. Просили «подсобить», шел, никому не отказывал.

Оле начали завидовать все поселковые девчонки. И из разряда девиц она незаметно перешла в разряд невест. Все вполголоса шушукались о свадьбе и гадали только о дате.

Ни об одной паре не ходило столько разговоров в поселке, сколько об Андрее и Ольге. Все местные женщины только завистливо охали друг перед другом, обсуждая будущего жениха. Андрей выгодно отличался от большинства мужиков — не курил, не пил, не дебоширил, не бездельничал. Выискивалось множество «не», и все пришли к выводу, что странноватой внучке тетки Зои несказанно повезло в жизни.

А Андрей ходил с мужиками в лес заготавливать дрова, пропадал на покосах. Все было для него внове. Даже настоящая баня — и та явилась для Андрея открытием!

На свежем воздухе да на парном молоке он поздоровел, мускулы приобрели былую тяжесть, и никто из поселковых задир не осмеливался «качать права», видя его не по годам мощную фигуру.

Иногда Андрей вспоминал о матери, и тогда сердце сжималось от недобрых предчувствий. И с каждым днем крошечная точечка внутреннего беспокойства разрасталась, нагоняя на лоб морщины, а в глаза печаль.

Оля, видя его в такие моменты, ужасалась. И тогда все бы отдала, лишь бы стереть эти морщины, прогнать из глаз тоску. Но она молчала. Не могла ничего говорить, боясь нарушить их хрупкое счастье.

36

«Гром» грянул неожиданно. Андрей понял, что что-то произошло, только увидев у калитки милицейский мотоцикл с коляской.

До обеда он провозился в лесу, выбирая подходящую сухую сосенку, чтобы подправить забор у луга.

Ничем не выдавая своего волнения, Андрей снял сапоги у крыльца, вошел в дом.

За столом сидел толстый, красный и потный поселковый участковый, лейтенант Прохорчик. С ним Андрей пару раз виделся у реки: тот в выходные любил порыбачить.

— А, Андрей, здорово! — сразу повернулся к нему Прохорчик. — Как жизнь?

Было видно, что участковый приехал вовсе не для того, чтобы справиться о его жизни.

— Тут такое дело, — начал участковый, виновато поглядывая на молчавшую бабу Зою. — Звонил твой отец… Просил срочно перезвонить ему в Москву. Очень просил — это на тот случай, если ты откажешься. Передаю его слова.

Мысли в голове Андрея лихорадочно засуетились.

Они нашли его. А если нашли, значит действительно что-то случилось…

— Давай, подвезу до почты, — поднялся со стула Прохорчик и потопал в пыльных сапогах во двор.

Андрей задержался и сказал бабе Зое:

— Пусть Оля не волнуется. Я скоро буду.

Андрей сел позади участкового, с неудовольствием отмечая запах, исходивший от его промокшей от пота форменной рубашки.

Прохорчик двинул ногой рычаг, и мотоцикл мягко затарахтел на холостых оборотах. Лейтенант кивнул на белый шлем, лежавший в коляске, и Андрей натянул его. После этого участковый вывернул мотоцикл к центру поселка.

37

На почте женщина средних лет за конторкой долго переругивалась с уборщицей, одновременно набирая номер телефона. Путалась, сбивалась, снова набирала. Кричала в трубку, советовалась с «девочками» на коммутаторе, но все же «вытянула» Москву и быстренько передала ему трубку под стеклянной перегородкой. В трубке слышался свист и хрип. Неожиданно стало тихо, и до Андрея донесся голос отца:

— Андрей, Андрюша, это ты?

— Да, я, папа! Что случилось?

— Андрюша, ты должен приехать! Она хочет тебя видеть.

— Мать? Что с ней? — Андрей часто задышал, искоса поглядывая на заведующую, которая навострила ушки, боясь пропустить хоть слово.

— Она в больнице! В больнице! Приступ! Андрюша, это очень серьезно! Приезжай, пожалуйста!

— Хорошо, папа! Я приеду! Слышишь, я приеду!

— Я понял! До встречи, сын!

Андрей, ошеломленный и подавленный, передал трубку и вышел на улицу. У порога его ждал Прохорчик. Сдвинув на затылок фуражку, он сказал почему-то обиженным голосом:

— Позвонили утром в отдел: так, мол, и так, должен где-то в вашем поселке проживать Андрей Коротков. Я говорю, есть такой, а что случилось? Я-то, грешным делом, подумал, что ты того… этого, ну сам понимаешь! У меня душа в пятки: начальство же взыскует! Почему не проверил, почему не доложил? А тут такое дело! Отец я, говорит, его. Срочно чтобы позвонил в Москву. Ну как? Дозвонился?

— Дозвонился, — кивнул Андрей, — ехать нужно.

— Серьезное чего?

— Мать заболела.