И сердце на куски

Но, словно самоубийца, продолжала сидеть и наблюдать за ним, как завороженная. Словно приросла к этому дивану. Как ни старалась, не могла отвести взгляд от его сильных рук. Из-под полуопущенных ресниц смотрела, как его пальцы обхватывают стакан и рисуют только ему понятные линии, оставляя невидимые узоры на стекле.

Ничего особенного. Просто руки. А у меня почему-то во рту становится сухо как в пустыне. И чтобы не выдать себя с головой, я медленно перевела взгляд на шею Клима. Несколько верхних пуговиц на рубашке расстегнуты. Но мне этого достаточно, чтобы вспомнить, как я целовала его здесь и как мне это нравилось.

Дурацкие воспоминания! Почему Горячев молчит? За все время не произнес ни слова! Если бы он заговорил со мной, то я бы точно вспомнила совсем другое, а не эти поцелуи и нежности, от которых сердце стучит в разы быстрее.

Я с трудом заставила себя отвести взгляд от Клима. Но ненадолго. Заметив движение с его стороны, я снова повернулась к нему. Горячев откинулся на спинку дивана и снова посмотрел на меня, запустив при этом ладонь в свою густую лохматую шевелюру. Что-что, а прическа за эти годы у него не изменилась. Как был лохматым с зачесанным наверх чубом хулиганом, так и остался им. Но самое удивительное, образ успешного делового бизнесмена эти непослушные вихры совсем не портили. Скорее выражали протест, известный только самому хозяину, который без зазрения совести смотрел мне прямо в глаза.

Да, хоть Горячев и делал вид, что ему безразлично мое присутствие здесь, но все-таки не удержался от того, чтобы поглазеть на меня. Я чувствовала, как он прошелся по мне взглядом, задержавшись на моих губах. Отчего мне сразу же стало жарко, и я инстинктивно облизала губы. В ответ Горячев довольно усмехнулся, а потом уставился на мою грудь, которая предательски заныла и сразу же стала тяжелее.

Это было каким-то наваждением. Он же смотрел просто из любопытства, а мне казалось, что он раздевает меня. И мое тело откликалось. Словно оживало после долгого глубокого сна.

Я отвернулась и даже попыталась вникнуть в разговор, который вели парни с Ларой, но все равно чувствовала, как он смотрит на меня. Моя кожа горела огнем, заставляя меня ерзать на диване. Я чувствовала, что приятные ощущения концентрируются уже не только в районе груди. Они расползаются по всему телу, заставляя мои бедра сжиматься в предвкушении.

Я всегда хотела Клима. С самой нашей первой встречи. Просто сначала в силу неопытности не понимала этого, а потом боялась признаться себе в этом. Но это не меняло ничего. Ему достаточно было посмотреть на меня. И я, как десятки других, текла от одного только его взгляда.

И теперь, спустя время, ничего не изменилось. Мое тело помнило все. Реагировало на Горячева как никогда ни на кого. И мне оставалось надеяться только на то, что я уже не та скромница и трусишка, что была раньше. И что теперь у меня хватит смелости дать отпор Климу, если он вдруг вспомнит, что когда-то был со мной знаком и снова обратит свое внимание на меня.

Но время шло, а Клим больше не смотрел в мою сторону. Его невеста прилегла ему на плечо и что-то нежно ворковала на ухо, на что Клим едва заметно улыбался и кивал головой. А я украдкой продолжала наблюдать за ними. Одергивала себя, но все равно возвращалась к созерцанию. До тех пор, пока Аделина не встала со своего места.

Она демонстративно взяла свою сумочку, конечно, же брендовую, и с высоко задранной головой отправилась пудрить носик.

А меня накрыло волной страха. Вроде бы эта зазнайка мне и не понравилась, но почему-то в ее присутствии я чувствовала себя намного спокойнее. И не зря.

Аделина не успела выйти, а Горячев уже сощурил глаза и впился в меня своим сверлящим взглядом. И я оказалась совершенно не готова к разговору с ним.

- Перестань раздевать меня глазами, Смоленцева, – протянул он грубым, чуть хрипловатым голосом. – Я почти уже женатый мужик.

Я была настолько ошарашена, что все что смогла сделать, так это открыть и закрыть свой рот.

Горячев словно прочитал мои мысли и тут же озвучил их, никого не стесняясь. Как, впрочем, и всегда. Он говорил, что думал, и его никогда не беспокоило то, что он может обидеть кого-то или поставить в неловкое положение, как, например, сейчас меня.

От его заявления мои щеки залились краской стыда, а упоминание моей фамилии по мужу заставило снова окунуться в прошлое, где два самовлюбленных идиота играли каждый сам за себя. Играли мной.

- Корону поправь, Горячев. Падает, – я не знала откуда у меня взялась смелость возразить этому нахалу.

На что Клим всего лишь нагло усмехнулся. А мне захотелось влепить ему пощечину, чтобы стереть эту ухмылку. И я бы это сделала, если бы не Артем, который с подозрением протянул:

- Яна Смоленцева? Та самая Яна Смоленцева?

Мне пришлось повернуться к нему. Он смотрел на меня так, как будто давно знает, хотя я была уверена, что мы с ним были незнакомы до этого вечера. Но выяснять причину его интереса ко мне я не стала. Повернулась снова к Климу и поняла, что он готов к новому удару. Поэтому лучшего варианта, чем бежать, не видела.