И сердце пополам

— Саш, давай поедем купим тебе какое-нибудь шикарное платье, туфли, ну или что сейчас модно?

— Зачем? — пожимала плечами дочь. — Ну, куда я это надену?

Саша действительно дни напролёт сидела дома. Ну вот только на занятия ходила. А так — запоем читала книги, писала свои картины и больше ничего не хотела.

* * *

Раньше, когда Саше было лет четырнадцать-пятнадцать, Анна Борисовна только радовалась, глядя на её одноклассниц и бывших подружек, что её девочка такая скромная — не красится, не гуляет с мальчиками, не бегает на дискотеки. Всему своё время, считала она. Пусть отучится сначала, а там уж…

Но вот дочери почти двадцать, а она всё такая же затворница. На молодых людей совсем не смотрит. Да и подруг совсем не осталось — им с Сашей скучно, ей — с ними.

Анна Борисовна видела, что дочь идёт по её стопам, но теперь это почему-то расстраивало. Хотелось для неё самого обыкновенного женского счастья, любви, семейного очага, детишек. Ну и себе внуков хотелось, конечно же. Ведь иначе её девочку ждёт такое же одиночество. Это сейчас они есть друг у друга, а потом что? Она ведь не вечная и страшно даже представить, что её хрупкая Саша останется совсем одна.

Да, парни сейчас пошли такие, что смотреть не на кого. Но не все ведь. Даже по её строгим меркам среди студентов попадались неплохие. Пусть невзрачные, неказистые, пусть звёзд с неба не хватают и ездят на трамваях, но из таких чаще всего и получаются надёжные мужья.

Саша, конечно, говорит, что никто ей не нужен, всё такое ей неинтересно, но Анна Борисовна знала — рано или поздно природа возьмёт своё, с природой не поспоришь. И для такой, как Саша, для такой, какой она сама была в юности — наивной, неискушённой, ни разу прежде не влюблявшейся, — внезапная страсть может стать трагедией. Так что… уж лучше бы она гуляла в старших классах с подружками, с мальчишками, бегала бы в кино, ходила на школьные дискотеки.

После школы Анна Борисовна пыталась уговорить Сашу пойти в университет — что проще? Любой факультет для неё открыт. И она всегда рядом — оградит, поможет, предостережёт. Но нет, Саша заупрямилась и подала документы в художественное училище.

Анна Борисовна выбор дочери считала неудачным и бесперспективным, пыталась вмешаться, переубедить: ну нравится рисовать — рисуй на здоровье, дома, кто не даёт? Пусть это будет хобби, а профессия должна хотя бы кормить, не говоря уж обо всём остальном.

Но Саша, при всей своей скромности, была на редкость упряма и если уж что надумала, то сбить её с пути практически невозможно. Анне Борисовне оставалось только смириться: училище так училище.

Жизнь Саши подчинялась простейшему режиму: занятия — дом, занятия — дом, иногда — выставки и пленэр. Изредка — театр. Ну и всё.

И то, что раньше так радовало Анну Борисовну, начинало всерьёз беспокоить. Очень не хотелось ей, чтобы дочь повторяла её судьбу.

— Познакомилась бы уж с кем-нибудь, погулять бы сходила, — порой забрасывала пробный шар Анна Борисовна. — Юность быстро пройдёт, оглянуться не успеешь.

— Ну ты ведь не знакомилась и не гуляла, и ничего, — парировала Саша.

— Вот именно, что ничего. Ничего хорошего, — вздыхала Анна Борисовна.

— Мам, ну не нравится мне никто. Все они какие-то… не знаю… Скучно мне с ними.

Анна Борисовна искренне удивлялась:

— Да ты ведь и не общаешься ни с кем. Наверняка есть и среди ваших художников достойные ребята. Ты присмотрись, может, кто-то и понравится. И потом, я не говорю тебе крутить романы. Я просто хочу, чтобы ты общалась со сверстниками. Хоть немного.

— Как, мам? Подойти к какому-нибудь парню и сказать: общайся со мной? Да на меня посмотрят, как на сумасшедшую. Меня, если честно, и так считают… странной.

— Нормальная ты! Но… как-то же все общаются?

— Я понятия не имею, как все общаются. На меня никто внимания не обращает. Нигде. Никогда. И знакомиться со мной никто не рвётся. Пойми: я никому не интересна.

— Я не понимаю… — растерянно бормотала Анна Борисовна. — Ты ведь такая умница у меня. И ты такая хорошенькая…

Саша пожимала плечами.

— Видимо, не такая уж. Да, мам, серьёзно, меня всё это не волнует вот вообще нисколько. Мне и так хорошо.

Говорила она вроде и беззаботно, даже улыбалась, а в зелёных глазах плескалась грусть. И сердце Анны Борисовны рвалось и кровоточило. Она, всесильная и несгибаемая, тут оказывалась совершенно беспомощна.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

= 12

Очередной вызов в деканат убил всякую надежду на чудо.

Сам декан, Игорь Матвеевич, вроде бы даже Глебу сочувствовал, но, увы, помочь нечем не мог. Ну, понятно — переть против Фурцевой означало бы ссориться с ректором. Кому нужны такие проблемы ради какого-то студента?

Так что Глеб Игоря Матвеевича вполне понимал, но также понимал, что это его «ну, попробуй как-нибудь договориться с ней, ты же умный парень» абсолютно бессмысленно. После того, как она поизгалялась над ним на пересдаче, это более, чем очевидно. Да и сам декан наверняка это осознаёт.