И сердце пополам

От одного его нечаянного прикосновения внутри вибрировало. Ну как тут устоишь? Иногда он ещё и подмигивал, мерзавец, и смотрел так, что всё яснее ясного. Оксана испуганно озиралась — не увидел ли кто. Вспыхивала от смущения, злости и внезапного желания. Если же долго не виделись, сама начинала томиться, маяться, потом срывалась. Звонила, звала. Врала Валере, загоняя угрызения совести поглубже.

У нас с ним только секс и ничего больше, всё чаще твердила Оксана мысленно, словно пыталась убедить себя, что больше ничего ей и не надо. Для всего остального у неё есть Валера, спокойный, уютный, родной, а не этот кот-сам-по себе.

Ну да, её тянуло к нему, да, не хватало, но это всё дурацкая физиология. Не более. И то, что она последние две недели ходила в дурном настроении, потому что Глеб никак не мог (или не хотел?) к ней выбраться, — тоже явление физиологическое. Такое, как, допустим, голод. Или как потребность курить у курильщиков.

Ей не именно Глеба не хватает, внушала себе Оксана, а секса, хорошего, качественного секса, к которому она привыкла. С Валерой, уж будем честны, это дело напоминало спринтерский забег, и при всех достоинствах тут её жених безоговорочно проигрывал Привольнову.

Вчера Оксана не выдержала — позвонила и спросила в лоб: что не так? Почему он всё время отказывается приехать? Какие у него, студента, могут быть дела? И откуда их столько вдруг навалилось?

Она ожидала, что мальчишка начнёт увиливать. Плести про очередные какие-нибудь проблемы, а она тотчас почувствует фальшь. Это ведь всегда чувствуется.

Она вообще подозревала, что Глеб нашёл себе другую дуру, ну или другая дура нашла его. Вот он и сочиняет про то, что страшно занят, потому что правду сказать мужества не хватает. Все они такие — боятся выяснять отношения и предпочитают избегать встреч, пока надоевшая подружка сама не догадается и не отстанет. И в общем-то, верности от него Оксана не ждала, на это нелепо было бы рассчитывать, тем более сама обозначила их отношения как тайную связь без обязательств. Но… от одной мысли, что Глеб с кем-то, пока она тут мается, что отказывает ей, предпочтя другую, становилось до боли обидно.

Привольнов сначала отмалчивался да отнекивался: всё у него в порядке, ну просто занят, учёба и другие дела.

— Какие другие?

– Да разные всякие.

— А голос почему такой нерадостный?

— А разве всегда радостный?

— Всегда нормальный.

— Ну и сейчас нормальный.

Оксана злилась, психовала. Ляпнула лишнее про то, что забыл он её совсем, поматросил и бросил. И тут же страшно пожалела о своих словах. Только канючить не хватало. Взяла себя в руки и спокойно, даже сухо произнесла:

— Ладно, Привольнов. Всё мне с тобой ясно. Делай свои дела. Больше не побеспокою.

Надо было по логике сразу дать отбой, но она замерла, словно прощаясь… Глеб тоже не стал завершать звонок. Протяжно вздохнув, вдруг признался:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Да мне правда не до этого сейчас. Проблемы у меня серьёзные. Точнее, одна. И имя ей — Фурцева.

Фальши Оксана, кстати, не почувствовала. И всю её злость как рукой сняло.

— Ну, приезжай. Может, смогу чем помочь.

Он согласился, правда, без былого энтузиазма. Но, может, и правда для энтузиазма просто нет настроения. Фурцева кого хочешь вгонит в хандру.

И всё же назойливо и противно свербела неприятная мысль: докатилась, зазывает любовника, точно престарелая матрона, покупающая жиголо. Боялась, что без этого «смогу помочь» он больше не прельстится? Нет, так думать о себе было невыносимо.

Оксана строго сказала себе: «Я просто хочу ему помочь, действительно помочь, без всяких там… Не чужой же».

Глеб приехал к ней поздно, после десяти. С виду и не скажешь, что сильно удручён. Разделся, скинул ботинки, скрылся в ванной. Две недели не был, а явился — и чувствует себя как дома. Поразительная самоуверенность! Затем попил чай с бутербродами и сразу в постель.

И всё было прекрасно, даже восхитительно, но Оксану не покидало чувство, что он старается. Нет, раньше он тоже о ней не забывал, стремился доставить удовольствие, но это выходило как-то естественно, и удовольствие было обоюдным. А сейчас как будто выполнял работу, старательно, прилежно, пытаясь добиться лучшего результата и добивался, конечно, но…

А может, Оксане это просто мерещилось из-за собственных мыслей и сомнений?

= 3

Остаток ночи почему-то не спалось. На душе было нехорошо, смутно-тревожно, хотя, говорила себе Оксана, тревожиться по большому счёту не из-за чего. Ну, разбегутся они с Глебом, это не катастрофа, а вполне ожидаемый исход. Это с самого начала было всего лишь вопросом времени. Так чего же ей так тяжко? Ещё этот запах его, чуть терпкий, мужской, одуряющий.

До самого утра Оксана ворочалась в постели — то ей было душно, то позу искала удобную, то мёрзли ступни, то чесался нос. Дважды вставала, пила чай, во второй раз — плеснула в чай коньяк, подарок студентов. Хотелось выхлебать всю бутылку, это бы точно помогло успокоить нервы, но завтра на работу. Хорошо хоть не с самого утра, а лишь к обеду.