И серьезно, и курьезно. Филателистический калейдоскоп

Далее события разворачивались так: приют продал коллекцию марок, собранную нотариусом, известному в Париже торговцу. Коммерсант, хорошо знавший ее состав, выразил сожаление, что она неполна. Это обратило на себя внимание следователя: он заинтересовался, чего же именно в коллекции недостает. Торговец вспомнил, что прежде в коллекцию входило письмо, ценность которого превышала стоимость всех переданных приюту марок: отправленное в 1851 г. из Гонолулу в Нью-Йорк, оно имело знаменитую двухцентовую гавайскую марку. Специалисты подтвердили, что нотариус действительно имел такое письмо, но куда оно исчезло, не знал никто. Ничего не дали допросы Шарля и обыск в его квартире. Письмо как сквозь землю провалилось. Полиция была вынуждена закрыть дело и все материалы следствия сдать в архив.

Прошло несколько лет. Однажды, читая газету, инспектор Лебрюн обратил внимание на корреспонденцию о крупной филателистической выставке в Бордо. Сообщалось, что Гран при (большой приз, присуждаемый лишь одной коллекции) был вручен экспоненту, представившему коллекцию, «изюминкой» которой было письмо с гавайской маркой. Газета поместила и репродукцию этого письма, принесшего владельцу такую высокую награду. Нетрудно было узнать на фотоснимке письмо, о котором говорил торговец, заполучивший коллекцию Дубуса.

Инспектор пошел по следу. Но выяснить, как и через чьи руки прошло это редчайшее письмо за столько лет, было непросто. Экспонат был отправлен на выставку в Бордо англичанином О'Келли. Отвечая на запрос Лебрюна, он сообщил, что приобрел конверт в Дублине у известной филателистической фирмы. Ирландская фирма написала, что купила его в Италии у доцента Ториани. От него пришли чрезвычайно интересные сведения: он сообщил, что два года назад проводил отпуск в курортном городке Жуан-ле-Тен на юге Франции; регулярно посещая там местное казино, познакомился с приятным молодым человеком Шарлем Боннером. Однажды Боннеру не повезло в игре, и он попал в неприятную ситуацию: ему недоставало весьма значительной суммы, чтобы с честью погасить карточный долг. Ториани, бывший при деньгах, пришел ему на помощь. Наутро игрок-неудачник пришел к нему и попросил принять в счет одолженной ему суммы упомянутый конверт. Лебрюн срочно выехал на встречу с Ториани. Распросы о внешнем виде Шарля Боннера ничего не дали: по описанным Ториани «приметам» можно было задержать каждого второго мужчину. Но доценту запомнились часы Шарля, заключенные в массивный корпус, на задней крышке которого был выгравирован венок с монограммой. Более ничего существенного узнать не удалось, и огорченный Лебрюн вернулся в Париж.

… И снова минуло несколько лет. Как-то инспектор покупал у одного из парижских антикваров золотые запонки. Среди других вещиц в витрине лежали массивные золотые часы с монограммой в венке. Но инициалы не совпадали с именем незадачливого игрока и мота: второй из букв была «Д». Антиквар же опознал по фотографии того, кто сдал ему часы, — им был племянник покойного нотариуса. Круг замкнулся, стало ясно, что и часы, и конверт с гавайской миссионерской маркой были у одного человека, и им был несомненно Шарль Боннер.

Его арестовали. Под тяжестью улик он сознался в содеянном. На вопрос о том, каким образом Часы и конверт, принадлежавшие Дубусу, попали к Шарлю и как он вынес их из дома дяди, племянник дал ответ, повергший в удивление самого следователя: оказывается, он сделал это на глазах официальных лиц и с их согласия во время ликвидации имущества нотариуса. Шарль знал, что свои самые любимые и ценные вещи дядя прятал в потайном отделении карточного столика, потому-то и попросил его себе на память.

Учитывая, что Шарль Боннер нанес ущерб приюту слепых, лишив его значительной части завещанного, суд вынес решение, обязывающее его возместить приюту соответствующую сумму. Но больше подсудимый ни в чем не признался, отравление нотариуса не было доказано и, казалось, дело вновь придется закрывать.

И все-таки прокурор считал маловероятным, чтобы такой опытный юрист и искушенный филателист, как нотариус, мог один лишь конверт и часы держать в тайнике, а всю коллекцию хранить в мощном бронированном сейфе. А если он не клал в столик конверт и часы, то это сделал убийца, который знал особенности устройства старой мебели, и только он, потому что с момента объявления о смерти нотариуса уже никто не бывал в его доме без присутствия чиновников и полицейских.