...и Северным океаном

С тех пор я слышал на Севере буквально десятки устных вариантов рассказа о преступлении в тундре. Читал немало печатных. Первый из них появился на страницах газеты «Красноярский рабочий» в 1928 году, после чего было возбуждено следствие по уголовному делу № 24 «О нанесении тяжелых побоев и последующих мучительных истязаниях Бегичева Никифора Алексеевича, приведших к его смерти».

Само дело № 24 где-то затерялось. У меня сохранились лишь выписки из протоколов дознания, сделанные много лет назад моим другом, краеведом Ефимом Ильичом Владимировым.

Судя по ним, все члены охотничьей артели подтвердили версию о цинге. Все, кроме кочевника Манчи. Он показал…

Но лучше я приведу отрывки из письма неизвестного автора, который, видимо, тоже знакомился с материалами следствия и решил написать по этому поводу в газету; письмо не было опубликовано, но я снял копию. Вот эти отрывки с сохранением стиля автора письма:

«Близилась весна. Заболел цингой член артели Зырянов, а затем начали пухнуть десны и ноги у Бегичева… Вскоре Бегичев почувствовал себя очень плохо и выразил желание поехать на остров Диксон к своим знакомым полярникам, взять свежих продуктов, лимонной кислоты, медикаментов…

Тут проникший в среду артели чуждый интересам кооперативного движения элемент в лице некого Н-ко стал искать случая сорвать поездку Бегичева на Диксон. На этот раз Н-ко, поспорив из-за собачьей упряжки, набросился на больного Бегичева с кулаками, сбил его с ног, нанося удары по груди и голове подкованным болотным сапожищем… Манчи помешал этой дикой расправе… Спустя час избитый до потери сознания Бегичев при помощи Манчи поднялся, свалился на нары… Инициативу в артели взял в свои руки Н-ко. Он запретил артельщикам подавать больному воду и пищу… В избе было сыро и душно, а Н-ко вдобавок стал практиковать жарить песцовое мясо в пищу собакам на голой раскаленной железной печке. От горения жиров образовался едкий чад и смрад, и в этом исчадии окончательно задыхался Бегичев… Потом Н-ко пустился на новый прием коварства, поставил Бегичеву палатку. Он мерз в ней и терзался целый месяц… В середине мая больному сделалось плохо, он подозвал к себе друга Манчи и дал наказ: «Когда ты поедешь домой, говори всем русским, саха, якутам, ненцам, что меня убил Н-ко и я живой больше не буду. Когда будут хоронить, смотри, чтобы меня не положили в болото».

Я не знаю, насколько точно это письмо отражает детали, сообщенные Манчи следствию. Но ясно главное: Манчи утверждал, что Бегичева жестоко избили. В этом случае на теле должны были сохраниться следы избиения. Вскрытие могилы могло дать следствию доказательства насильственной смерти либо опровергнуть версию свидетеля обвинения.

Но в те годы Таймыр был дик и труднодоступен. Для того, чтобы попасть на берег Северного Ледовитого океана к устью реки Пясины, к мысу Входному, требовалась специальная экспедиция. Следователь, отправившийся на вскрытие из Туруханска, застрял в пути, просидел в тундре два месяца и вернулся обратно. 15 октября 1928 года Красноярский окружной суд прекратил дело № 24 за отсутствием доказательств преступления.

В тридцатых годах во время короткой стоянки морского каравана у мыса Входного, где погиб Бегичев, я попытался разыскать его могилу.

На мысу только что начали строить рыбацкий поселок. Возле деревянной вышки триангуляционного пункта были накатаны бочки с соленым муксуном.

Рыбаки слышали о могиле, но никто не видел ее; впрочем, это были новички, приехавшие на промысел с весны. Парторг зимовки Агафонов нехотя согласился пойти со мной в раскисшую летнюю тундру. Бродили мы часа четыре. Я взял с собой капитанский морской бинокль. Но креста нигде не было видно, а то, что мы принимали иногда за могилу, при приближении оказывалось холмиком, каких в тундре много.

Ни с чем вернулись в поселок.

Между тем журнал «Советская Арктика» напечатал очерк о Бегичеве, выразительно озаглавленный «Последний одиночка». Автором его был полярник и литератор Никита Яковлевич Болотников.

С редкой настойчивостью он много лет по крупицам собирал все, что относилось к жизни Бегичева, и написал книгу о русском исследователе-самородке. В ней описана и смерть Бегичева, умершего от цинги.

Но другой путешественник по сибирскому Северу, поэт Казимир Лисовский, никак не хотел согласиться с тем, что Бегичев с его опытом жизни в снегах мог погибнуть столь нелепо. Он разыскал в тундре свидетеля, глубокого старика, рассказ которого в общих чертах совпал с давними показаниями Манчи.

Поэт обнаружил и могилу Бегичева.

Крест давно подгнил и свалился — вот почему мы не увидели его. К нему была прибита ржавая иконка. Рядом валялась дощечка с едва заметной надписью о том, что здесь покоится прах известного путешественника Бегичева, скончавшегося 53 лет от роду.

Для того чтобы окончательно удостовериться, что чуть заметный холмик — действительно могила следопыта, Лисовский и помогавшие ему рыбаки начали копать оттаявшую землю. Вскоре показалась крышка гроба.