И штатские надели шинели

В тот же миг полетели сильно брошенные "лимонки". Одна из них угодила в кабину головной машины. Раздался взрыв. Грузовик, словно поперхнувшись, резко остановился. На него, не успев сбавить скорость, налетели катившие следом, мгновение - и из покореженных машин образовалось нечто вроде баррикады. Фашисты - шоферы и автоматчики - выскочили и в панике заметались, еще не сообразив, что же произошло. Этого-то мы и ждали. Наши пулеметчики выпустили несколько очередей, зачастили винтовочные выстрелы. Не прошло и пяти минут, как с вражеской колонной было покончено. Гитлеровцы даже не успели открыть ответный огонь: многие из них, распластавшись на шоссе или в кювете, так и не поднялись; раненые кричали от боли; оставшиеся в живых ошалело подняли руки.

Забрав трофеи и пленных, мы углубились в лес. Вышли на старый свой след и ускорили шаг. Надо было успеть перебраться через болото, пока фашисты не обнаружили нас и не перерезали нам путь.

Возвращались мы в приподнятом настроении. Успех придал бодрости. Казалось, мы не шли, а летели, как на крыльях. Хотелось скорее сообщить командиру полка Арсенову хорошую новость.

Наш удачный рейд был встречен, что называется, "на ура": такого успеха командование полка не ожидало.

Майор Арсенов, выслушав рапорт, поблагодарил нас и приказал хорошо накормить и выдать двойную норму "ворошиловского пайка", иными словами, водки, а Амитина, Качана и меня пригласил к себе в землянку, подробно расспросил, как был осуществлен задуманный нами план, дал указание начальнику штаба представить отличившихся к наградам и только потом позвонил комдиву - генерал-майору Любовцеву.

Спустя несколько дней рейд в тыл врага был повторен уже значительно большими силами. Возглавил его сам Арсенов. Фашисты, однако, стали более бдительными. Их колонны сопровождались теперь танкетками и более крупными подразделениями автоматчиков. Но все равно фашисты несли ощутимые потери, более того, мы вынудили их даже приостановить на несколько дней передвижение по этой дороге.

17

Неизвестно, как развивались бы дальше бои за Гостилицы, если бы не ухудшились дела на соседних участках фронта. Нам предложили срочно сняться со своих позиций, передав их другому соединению. В батальон прибыл инструктор политотдела дивизии Георгий Смыкунов, чтобы разъяснить положение, создавшееся на всем Ленинградском фронте.

- Фашисты почти вплотную подошли к городу, стремясь обложить его со всех сторон, зажать в клещи и уничтожить, - сообщил Смыкунов коммунистам. Гитлеровские войска приблизились уже к Колпину, к Пулковским высотам и к Пушкину. А нашу дивизию пытаются прижать к Финскому заливу. Сейчас бои идут на подступах к Петергофу.

Смыкунов сообщил также, что в последнее время усилилась бомбежка Ленинграда. Враг беспощаден. Он сбрасывает бомбы на жилые кварталы, на театры, варварски рушит памятники архитектуры.

Такие горькие вести могли посеять уныние и даже растерянность. Но Смыкунов, не принадлежавший к числу людей, которые в трудный момент теряют присутствие духа, учитывал это, к тому же речь его была окрашена неподдельным пылом. И он любил, как мы сказали бы сегодня, звонкую фразу. Не в смысле пустозвонства, нет, наверное, он был поэтом в душе, наш Юра Смыкунов, как мы его обычно называли.

- Фашистам под Ленинградом скоро придет капут, - настойчиво повторял он. - Уверяю вас! Вы сами увидите, как будут валяться в пыли и в грязи знамена с паучьей свастикой. А в Ленинграде, в нашем Московском районе, где, собственно, начинается город, соорудят триумфальную арку, под которой победным маршем пройдет наша дивизия. Будет греметь оркестр, и воинов забросают цветами. И я, ребята, въеду в свой район верхом на белом коне, а товарищ Бадаев (первый секретарь райкома. - С. Б.) будет с балкона махать мне рукой.

Георгий Смыкунов мечтал дойти до Берлина, водрузить над рейхстагом советский красный флаг и лично присутствовать на процессе, когда будут судить гитлеровских заправил. Этот судебный процесс, по его мнению, должен обязательно проходить в Ленинграде.

И в этот раз около Гостилиц, когда мы ходили из роты в роту, чтобы познакомить бойцов с обстановкой на Ленинградском фронте, он старался вселить в ополченцев уверенность.

- Немцам не бывать в Ленинграде, - убежденно говорил он. - Советский народ не допустит, чтобы гитлеровцы захватили город русской славы, город трех революций, город, носящий имя великого Ленина. Ведь Ленинград - это не только форпост страны на северо-западе, но и символ великой России. Вспомните Петра Первого, - что он сказал, заложив город на берегу Финского залива? Он сказал, что этим мы прорубили окно в Европу. Нет, друзья, фашистам не бывать в Ленинграде. Мы не отдадим его на растерзание врагу.

Воодушевляя других, Смыкунов воодушевлялся и сам. Подчас казалось, что философствованию Юры не будет конца, и тем не менее его любили слушать потому, что он словно заряжал людей оптимизмом, энергией и верой.