И скоро день

Было похоже, что кухарка так же поражена происходящим. Она продолжала таращиться на меня, пока наконец не решилась взять мою карточку за самый краешек двумя пальцами. При этом она смотрела на нее с таким недоверием, как будто ожидала, что она в любой момент может испариться прямо у нее в руках. Затем она жестом пригласила меня войти.

Кухня, в которую я попала, оказалась большой, с низкими потолками и полом из красного кафеля. Даже самая придирчивая хозяйка, какой всегда была моя мать, не смогла бы найти здесь ни одного изъяна — все вокруг сверкало чистотой, в воздухе витали ароматы пряностей, от готовящихся на плите блюд исходили аппетитные запахи. В кухне, кроме меня и пожилой женщины, открывшей мне дверь, находилась еще и молоденькая девушка, стройная и темноволосая. Стоя возле раковины, она чистила и мыла овощи. При моем появлении она обернулась, и ее глаза изумленно распахнулись. Кухарка держала мою карточку двумя пальцами, недоуменно поворачивая ее в разные стороны. Судя по всему, ей еще не приходилось сталкиваться с подобной ситуацией, и она не имела ни малейшего представления, как ей вести себя и что делать с кусочком бумаги, который находился у нее в руках. Наконец она пожала плечами, по-видимому, приняв какое-то решение, и указала мне на один из стульев, стоящих вокруг длинного стола. Улыбаясь, я отрицательно покачала головой. Она еще раз посмотрела на визитку, пожала плечами, после чего все же выплыла из кухни.

Потекли минуты томительного ожидания. Честно говоря, я уже сожалела, что отклонила предложение пожилой женщины и не присела. Стоя как столб посреди комнаты, я чувствовала себя по-дурацки: руки мои были судорожно сжаты, ноги напряжены. Девушка, продолжая заниматься овощами, время от времени украдкой поднимала на меня полные любопытства глаза и начинала хихикать. Скорее всего, она была принята в услужение еще в те дни, когда по дому сновало несколько дюжин работников. Вместо обычной формы она была одета в плотно облегающую юбку, стеснявшую ее движения, и в не менее облегающую вязаную блузу. Когда она в очередной раз уставилась на меня, я, улыбаясь, произнесла заранее выученное приветствие, после чего ее хихиканье перешло в откровенный звонкий смех.

На обратной стороне карточки, которую я вручила кухарке, я написала: «Мне необходимо повидаться с вами. Речь идет о вашем внуке». Я не думала о красоте слога, мне надо было как можно короче изложить причину своей настойчивости. Когда кухарка вернулась, я уже была готова к тому, что она выставит меня за дверь, но вместо этого она жестом предложила мне следовать за ней.

Мои каблуки выстукивали дробь по каменному полу, затем их цокот заглушил ковер, потом мы опять услышали, как отдаются мои шаги, теперь уже по мрамору; это были единственные звуки, сопровождавшие нас по дому. Вряд ли я смогла бы описать комнаты, коридоры и холлы, по которым мы проходили: сердце, казалось, выскочит из груди, в желудке чувствовалось противное жжение, в ушах молотом отдавался перестук каблуков. Мысли прыгали в моем воспаленном мозгу. Я думала, что кухарка передаст меня дворецкому, горничной или какому-нибудь лакею, но она все вела меня по бесконечным коридорам до тех пор, пока мы не подошли к очередной двери и не открыли ее.

Комната была залита ярким солнечным светом. При взгляде на это изумительное помещение с ослепительно белыми стенами и позолоченными деревянными украшениями невольно напрашивалось сравнение с шампанским в хрустальном фужере. В тот момент я была слишком взволнована, чтобы обратить внимание на изящные детали отделки, глаза мои устремились на женщину, сидящую за столом возле французских дверей. Она не встала при нашем появлении.

Картина, которую я рисовала в своем воображении, рассыпалась, как стекло от удара камнем. Конечно, в наше время любой может ошибиться, представляя себе пожилого человека, но я была готова поклясться, что женщине, которую я видела перед собой, было чуть больше сорока лет. Солнце падало на нее таким образом, что невозможно было ошибиться в определении ее возраста. Я допускаю, что умелое использование хорошей косметики может скрыть следы, оставленные беспощадным временем на лице человека, но не до такой же степени... Ее чистый высокий лоб отметал всякие мысли о косметических средствах. Волосы были изумительного оттенка серебристой меди, глаза казались серыми, правда, без того стального блеска, которым отличался взгляд Барта, они были темнее и напоминали старинные тонированные зеркала.

Я была уверена, что выгляжу совершенно бестактной, разглядывая хозяйку. Ее губы неожиданно приоткрылись, и она негромко произнесла:

— Вы ведь не говорите по-итальянски, не так ли?

— Нет, извините.

— В таком случае мне придется говорить по-английски, хотя я и не люблю этот язык. Вы писали мне, причем не единожды. Я надеялась, что, не получив от меня ответа, вы поймете, что я не желаю поддерживать с вами никаких отношений.

Я попыталась вставить хоть слово, но она прервала меня повелительным жестом.