«...И слоновую кость, и обезьян, и павлинов»

— Моего господина послал ко мне тот нищий мальчишка? — Она склонила голову. — О, простите меня, я не хотела показаться дерзкой, просто не подумала…

Он отважился стащить с ее головы платок и погладить волосы. Жесткие, но пышные — они были, пожалуй, самой привлекательной чертой ее внешности.

— Я нисколько не обижен. Знаешь, давай поговорим, а? Может быть, чашу вина, прежде чем… Что ты скажешь?

Она открыла рот от изумления, но ничего не ответила. Он вышел из комнаты, нашел хозяина и распорядился насчет вина.

Спустя какое-то время, когда они уселись на пол и он обнял ее рукой за плечи, Сараи заговорила свободнее. У финикийцев подобные дела долго не затягивали. А кроме того, хоть их женщины и пользовались большим уважением и независимостью, чем женщины многих государств того времени, даже скромное проявление внимания со стороны мужчины приводило к потрясающим результатам.

— …Нет, я пока не обручена, Эборикс. А в город пришла, потому что мой отец беден и должен содержать моих многочисленных братьев и сестер, но никто из нашего селения не собирался просить моей руки… Может, у вас есть кто-то на примете? — По закону тот, кто заберет невинность девушки, сам стать ее мужем не мог. В сущности, даже ее вопрос в каком-то смысле нарушал закон, запрещавший предварительные сговоры, например с другом. — Я добилась неплохого положения во дворце — если не по должности, то по сути. И я могу командовать слугами, поставщиками, актерами. Я даже собрала себе приданое — небольшое, но… и, может быть, богиня наконец улыбнется мне — после того, как я принесу ей эту жертву…

— Прошу прощения, — сочувственно сказал он, — но я только-только прибыл в Тир.

Он понял — по крайней мере, думал, что понял. Она отчаянно хотела выйти замуж — не только для того, чтобы обзавестись мужем и положить конец едва скрываемому презрению и подозрительности, с которыми относились к незамужним, сколько чтобы иметь детей. Для этих людей не было ничего более ужасного, чем умереть бездетным, — все равно что сойти в могилу дважды… Выдержка оставила ее, и она заплакала, уронив голову ему на грудь.

Становилось темнее. Эверард решил забыть о страхах Яэль (и — он усмехнулся — о нетерпении Пума) и никуда не спешить, чтобы все было по-человечески — хотя бы потому что Сараи заслуживает нормального человеческого отношения, — дождаться темноты, а затем дать волю своему воображению. После чего он обязательно проводит ее домой.

* * *

Зораки здорово перенервничали, потому что их гость вернулся лишь глубокой ночью. Он не стал рассказывать им, чем занимался, они тоже не выспрашивали. В конце концов, они просто «локальные» агенты, талантливые люди, которые успешно справляются с тяжелой, зачастую полной неожиданностей работой, но отнюдь не детективы.

Эверард чувствовал, что нужно извиниться перед ними за испорченный ужин: они действительно старались и приготовили нечто необычное. Как правило, главная трапеза проходила в середине дня, по вечерам же подавалась только легкая закуска. А причина тому — всего лишь тусклые светильники: при таком освещении готовить что-то очень сложное было бы слишком хлопотно.

Тем не менее технические достижения финикийцев заслуживали восхищения. После завтрака, довольно скромного — чечевица с луком и сухари, — Хаим упомянул о водопроводных сооружениях. Дождеулавливающие емкости работали достаточно эффективно, но их попросту было мало. Хирам не желал, чтобы Тир зависел от поставок из Усу или чтобы он был связан с материком длинным акведуком, который мог бы послужить врагам мостом. Как и у сидонийцев в недавнем прошлом, его ученые разрабатывали проект извлечения пресной воды из ключей на морском дне.

Ну и конечно, восхищали накопленные финикийцами знания, навыки и мастерство в области красильных и стекольных работ, не говоря уже о морских судах — когда эти суда, на первый взгляд не особенно прочные, начнут ходить так же далеко, как будущие британские, они окажутся на удивление крепкими и надежными.

«Кто-то в нашем веке назвал Финикию — Пурпурной империей… — размышлял Эверард. — И я не удивлюсь, узнав, что Меро Вараган питает слабость к этому цвету. Хадсон[14] тоже называл в свое время Уругвай Пурпурной страной. — Он отрывисто рассмеялся. — Любопытное совпадение, хотя, конечно, все это глупо… Краска багрянки[15] обычно содержит в себе больше красного, нежели синего. А кроме того, когда мы столкнулись впервые, Вараган проворачивал свои грязные дела гораздо дальше к северу от Уругвая. И строго говоря у меня пока нет никаких доказательств, что он замешан в этом деле, — только предчувствие».

— Что такое? — спросила Яэль, бросив на Эверарда взгляд сквозь струящийся солнечный свет, косо падавший от выхода во внутренний дворик.

— Нет, пока ничего.

— Вы уверены? — пытливо спросил Хаим. — Ваш опыт наверняка поможет нам вспомнить что-то существенное, что может стать ключом к разгадке. В любом случае, мы здесь здорово истосковались по новостям из других эпох.

— Особенно о таких чудесных приключениях, как ваши, — добавила Яэль.

Губы Эверарда изогнулись в улыбке.