И слух ласкает сабель звон

— Трудно сказать… В ее жизни реальность так перемешана с легендами и вымыслами, что трудно подчас отличить одно от другого.

— Ну, хорошо, — потянулся Голицын. — А не выпить ли нам еще по бокалу?

ГЛАВА 5

Ночная площадь перед театром, притихшая было, снова наполнилась шумом и гамом. Представление закончилось, и зрители, валом выходившие на улицу, шумно обменивались впечатлениями от увиденного. Надо сказать, что и тех, кто был впервые на таком представлении, и тех, кто уже побывал на нем ранее, увиденное не оставило равнодушным, о чем свидетельствовали возгласы, комментарии и рассуждения.

Один за другим уезжали фиакры, увозившие по домам переполненных впечатлениями «любителей культурных развлечений». С урчанием скрывались за поворотами машины. Все покинувшие храм искусства были довольны — вечер действительно оказался чудесным.

— Это было великолепно, я бы сказал, просто божественно. Который раз убеждаешься в том, что она не останавливается в своем развитии. Я присутствовал на ее выступлении три года назад и смело могу утверждать, что она не желает почивать на лаврах. К тому, что у нее было в наличии тогда, добавляются все новые и новые элементы. И это прекрасно: человек искусства должен искать новые пути развития своего таланта, — тряся козлиной бородкой, восторженно говорил седоватый субъект, по виду театральный критик, своему коллеге. — Я нисколько не жалею потраченного времени. Единственное, о чем я жалею, так это о том, что представления не видела моя жена.

— Ничего, после того, как вы с вашим талантом расскажете обо всем увиденном, думаю, что те, кто еще не побывал, ринутся сюда бегом! — ответил ему собеседник.

— Ну, это вы уж слишком, — махнул рукой козлобородый. — А впрочем…

Будучи одним из наиболее известных критиков, он вполне допускал возможность такого исхода после опубликования своих «впечатлений». Бывали случаи, когда после его критических статей в прессе реноме некоторых артистов весьма улучшалось и наоборот — его язвительные шпильки по адресу тех, кого он считал бездарностями, могли навредить таковым. Ведь, как известно, пресса — это пятая власть…

Были впечатления иного рода. Вышедшая из театра семейная парочка представляла собой несколько другую картину. Пышная, разодетая мадам лет сорока пяти громко выражала свое недовольство. Состроив брезгливую физиономию, она томно обмахивалась веером.

— Я просто возмущена! — говорила она. — Послушать многих, так это просто какое-то чудо, равному которому нет на всем свете. «Какая грация, какие движения, какая красота», — передразнила она кого-то. — Да, я тоже так думала, когда приобретала билеты. И что же — в результате я вижу черт знает что.

— Но, дорогая, — пытался спорить с ней муж, габаритами явно уступающий своей крупномасштабной супруге. — Ведь это же специфика восточного танца. Там свои принципы, отличающиеся от наших европейских представлений. Ведь на Востоке сам по себе танец — уже чувственное движение…

— Чувственный танец! — фыркнула супруга. — Я что, полная дура? По-твоему, я не знаю, что такое восточные традиции? Ничего подобного здесь не было. Это просто бездарный стриптиз. А ты, если хочешь заглядываться на тех, кто оголяется при первой возможности, так и скажи!

— Ты пойми, что ведь это общепризнанная величина! — попытался спорить муж. — Ведь это же не я придумал…

— Мне плевать на то, что кто-то там заявил про «величину»! — экспрессивно выражала свое несогласие мадам. — Все это измышления таких же похотливых самцов, как ты!

Супруг, придерживавшийся, как видно, другого взгляда, на этот раз решил не ввязываться в искусствоведческий спор, который, учитывая импульсивность мадам, грозил перейти в ссору.

— Едем, дорогая. Вот, кстати, и фиакр. Давай я тебе помогу.

— Ты мне зубы не заговаривай! — возмутилась мадам. — Я что, по-твоему, такая толстая, что без посторонней помощи сама не сяду?

Все так же препираясь, парочка укатила домой.

Как это обычно и бывало, каждое представление этой танцовщицы вызывало массу полярных отзывов: от восхищения до отрицания.

Среди покинувших театр были поручик и Гамелен. На этом их совместная программа на сегодняшний день закончилась. Дальше их пути расходились. Капитана ждали свои дела и обязанности, а Голицын оставлял столицу Франции, поскольку ему завтра надо было быть в Шампани, в районе дислокации своей воинской части. Таких вечеров в ближайшее время ему могло и не представиться. Суровые воинские будни обещали стать снова привычной жизнью для русского гостя и всех его соотечественников, которых судьба забросила так далеко от родной земли.

— Ну, а как вам вообще во Франции? — поинтересовался Гамелен на правах «принимающей стороны». — Дискомфорта не ощущается?

— Какой уж тут дискомфорт, — отрицательно мотнул головой Голицын. — Почти как дома. Ведь возьмите тот же самый язык. У нас практически каждый дворянин с детства знает французский.

— Неужели? — удивился француз. — А я-то думал…