И слух ласкает сабель звон

Не исключением в данном случае стали и Кураев с Саниным, просто не находившие себе места по причине такого нежданного исчезновения поручика Голицына в недрах вокзальной комендатуры. В особенно нервном состоянии пребывал журналист.

Причина криков выяснилась мгновенно. Носильщик, переносивший багаж, уронил свою поклажу, что, собственно говоря, и вызвало такую бурную реакцию.

— Что ты наделал, скотина?! — Хозяин чемоданов, низенький плотный господин с выбритыми до синевы щеками, рвал на себе волосы. — Мерзавец!

— Я, конечно, извиняюсь… — начал тот, всем своим сокрушенным видом признавая вину, но пострадавший не давал ему и слова сказать.

— Там же была моя уникальная коллекция китайского фарфора! — кричал господин, схватив носильщика за шиворот. Затем он трясущимися руками открыл чемоданы, и еще более пронзительный крик огласил воздух: — Все погибло! То, что было собрано в течение разных экспедиций. Я ученый!

Носильщик явно ничего не слышал о династиях китайских императоров, об особенностях, различиях и ценности предметов, находившихся в чемоданах толстенького господина, однако понимал, что совершил непростительную ошибку, за которую крупно влетит. Он тяжело вздыхал, разводя руками, всем своим видом показывая, что сожалеет о содеянном.

— Да ты же пьян, свинья! — завопил во всю мочь пострадавший. — Ну, это тебе даром не пройдет!

Крепко держа незадачливого переносчика тяжестей за шиворот, господин потащил того в здание вокзала.

— Вот ведь тоже проблемы, — меланхолично заметил Санин. — У каждого свои. Влетит теперь ему по первое число…

— Это не проблемы, — раздраженно отозвался Кураев, нервно затягиваясь сигаретой. — Это просто смешно. Были бы у меня такие проблемы, так был бы просто-напросто счастлив. Тоже мне — выпил! У немцев, если ты понюхал пробку от бутылки, значит, все — пьян. Кретины! — фыркнул он.

— Да, но что же мы будем делать? Как я ни думаю, но мне ничего, абсолютно ничего не приходит в голову. Да ведь и поздно — времени у нас почти нет.

— Почти — это слабо сказано, — мрачно прокомментировал ротмистр. — До отхода поезда осталось всего ничего…

Ситуация складывалась весьма неприятная. По какой-то глупой случайности успех операции оказался под ударом.

Пассажиры занимали места. Неподалеку от коллег страстно прощалась молодая парочка. Офицер наслаждался последним поцелуем с пышнотелой фрау, никак не желающей покинуть своего дорогого Ганса.

— Я не хочу оставлять тебя! — всхлипывала она. — Ну, как же так? Мы ведь каких-то три недели назад заключили брак. Разве это справедливо — не дать нам провести вместе даже медовый месяц?

— Дорогая, я тоже хотел бы несколько иначе проводить свое время, — сказал рыжий офицер, — но обстоятельства требуют, чтобы я в ближайшее время был на фронте. Ничего не поделаешь — война.

— Я буду писать тебе, — скривила рот молодая жена. — Слышишь? Я буду писать тебе часто. Чтобы ты не скучал. Я приеду к тебе!

— Куда? Куда ты приедешь — на фронт? Отправляйся домой и жди от меня известий. Я думаю, что скоро увидимся.

— Думай не думай, а все равно вам каюк, — прокомментировал Кураев услышанное и ругнулся — по-русски.

— Тихо! — разволновался Санин. — Нас ведь могут услышать.

— Короче говоря, открываем карты, — принялся рассуждать Кураев. — Ситуация следующая: вытащить поручика из комендатуры не представляется возможным. Поезд на Кельн уже подан, пассажиры занимают места. Остаться — значит привлечь к себе внимание, то есть открыть свою связь с задержанным, — заключил ротмистр.

— Это почему же? Чем это таким мы выделяемся? — затараторил журналист. — Нормальные, пристойные и добропорядочные граждане. Таких сейчас на вокзалах тысячи…

— Чего? — пристойные и добропорядочные? Да ты на себя посмотри! Я вообще удивляюсь, как это нас до сих пор не задержали. Кто ты там у нас — моя сестричка или женушка? Да это и неважно. Какую бы роль ты ни играл, ничего это не изменит. Задержанные в качестве шпионов попадают — куда?

— Куда? — машинально переспросил репортер.

— На виселицу! Что, полковник не объяснил на допросе?

— Объяснил, — пролепетал Санин. По его лицу пробежала тень, когда он вспомнил впечатляющий разговор, происходивший после его задержания.

— Ну, вот видишь. Так что, как это ни печально, придется нам покинуть этот паршивый городишко. Едем, а там видно будет…

Двое «диверсантов» заняли свои места в вагоне. Паровоз дал гудок, состав тронулся с места. Перрон окутался паром, оставаясь позади.

ГЛАВА 32

— Куда вы нас ведете? — совершенно искренне возмущался Адольф, задав бессмысленный вопрос начальнику патруля, на что получил конкретный ответ:

— Увидите.

Голицын молчал, проклиная себя за несдержанность. Да, это ж надо было, сделав столько немыслимых кульбитов, так глупо попасться на какой-то идиотской драке! Нет, впору от стыда провалиться на месте!

Однако провалиться не удавалось, и задержанную парочку патруль вел все дальше. Куда — это было понятно и так: конечно же, в комендатуру. Тем более что та находилась неподалеку, в том же здании.