И смешно и грустно

— А-а-а… ясно… комбинатовский шоколадник! — протянул он.

— Чего? — удивился я.

— Чего… того… деньги гребешь лопатой на своем комбинате, теперь боишься, чтобы не уволили… ничего… другому место уступишь, — ехидничал он, откинувшись на спинку стула. — И не таких заставляли признаваться.

— Да какие там деньги…

— Еще и на талоны жрешь!

— Вам что, талоны нужны? Могу отдать, — ответил я серьезно, без всякого умысла.

Но он почему-то обиделся, треснув меня несколько раз все той же папкой по лицу.

— Галя, глянь на него — издевается, — позвал он фельдшера. Галя, глянув на секунду в мою сторону, отвернулась и стала читать дальше. Она привыкла: таких, как я — здесь много.

— Ты запомни, — начал опять этот гад в погонах, — здесь ты не человек, и делать будешь все, что тебе скажут. Ведь у тебя даже фамилии нет, ты никто… — еще раз папкой шлепнул посильнее.

Когда бьют папкой по лицу это не так больно, просто унизительно, да еще в наручниках.

— Можно воды, — попросил я, страдая от выходящего хмеля.

— Давай фамилию, и потом дам воды, мне некогда с тобой сидеть.

Неожиданно в мою голову приходит мысль, наверное, от воздействия папок. Уткнувшись в пол, начинаю медленно говорить первое, что пришло в голову.

— Женщина! — зову я, и смотрю на нее краем глаза. — Есть место… там никто не живет… даже птиц нет… одни совы летают… там есть нечто такое… это даже нельзя вслух произносить…

— Вы о чем? — она, отставив журнал, смотрит на меня.

— Вы в мистику верите? — посмотрел на нее и произнеся с вызовом.

— Смотря в какую… — заулыбалась, будто я предложил жениться на ней.

— Зря улыбаетесь, знаете, я могу сейчас тут такое устроить, даже в наручниках буду. Не верите…?! Можете позвонить по двум телефонам, и они вам это подтвердят. Мне его не жалко, — киваю в сторону милиционера головой, — мне вас жалко. Как-никак, мать двоих детей.

Сколько у неё детей я не знал, просто чаще всего в таком возрасте у людей действительно по двое. Я попал точно в цель. Она даже чуть вздрогнула.

— Пугать вздумал! — хозяин вытрезвителя, опять влепил мне папкой, на этот раз по голове.

— Коля подожди, — остановила она его, — откуда ты знаешь, что у меня двое детей?

Чувствуя, что игра пошла, и надо либо продолжать, либо нет, решаюсь дальше.

— Знаю… иначе зачем бы я говорил? Я много чего знаю…

— Галь, это наверно из этих… развелось как собак нерезаных, ну как его… экстрасект…

— Экстрасенс, — поправила его.

— Звонить будете? — спросил я. — Хотя мне и вас зачем жалеть? Он меня лупит, а вы спокойно сидите и читаете. Женщина называется… можете и не звонить, — обиженно смотрю на неё.

Они смотрят на меня, я отвернулся, а в голове нет той злополучной фразы, я ее забыл! Не всю конечно, но полностью вспомнить в этот момент никак не могу.

— Три минуты хватит? — неожиданно спрашивает милиционер Коля.

— Не понял? — переспрашиваю у него.

Он вскакивает, приносит мою одежду, бросает мне в лицо и расстегивает за спиной наручники.

— Три минуты, и чтобы тебя здесь не было!

Я вскакиваю, с трудом попадая в брюки, начинаю одеваться.

— До свиданья, — говорю на прощанье и ухожу.

… Дорога совершенно пустынная, ни одной машины. Что же делать, придется по легкому морозцу идти домой пешком. Вот оно и то злополучное кафе… в этот миг вспоминаю заплаканные глаза жены, возникает ощущение, будто какой-то негодяй обидел ребенка. Кирпич искал недолго, кафе старое — из стены выковырял… грохот осыпающегося стекла, отозвался приятной мелодией в моем сердце. Крикнув на прощанье: «Спасибо за праздник!», я спокойно пошел домой…

Может, я в чем-то неправ? Может… но не будите во мне зверя…

Странное озеро

Игорь, мой вечно неугомонный друг, был неисправимым романтиком. Из тех кто, не задумываясь, готов бежать со всех ног открывать новые материки и земли. Сегодня он, небрежно скинув ботинки, залетел ко мне в комнату, держа в одной руке пакет, в другой две бутылки пива.

— Разговор есть, — сказал мне, открывая бутылки друг об друга.

Взяв бутылку «Жигулевского», я опять приготовился слушать его идеи без всякого энтузиазма.

— Видишь карту, — достал из пакета специфическую красно-коричневую карту.

У него этих карт, оставшихся от деда-егеря в наследство — великое множество. Честно говоря, все эти карты непростые: на карте лесов был отмечен каждый столбик, который делил лес на сектора. Все лесные дороги там были указаны. Все малюсенькие озерца и озера, ручьи и ручейки тоже обозначены. Он этими картами очень дорожил и наверно продать бы их и за миллион не согласился. Но это было для него. Для меня они после последней поездки, когда он по карте показал наикратчайший путь до Кемерово, чуть не закончились потерей автомобиля. А на предпоследней поездке, когда доехали до обозначенного на карте парома, вообще произошла хохма. Оказывается паром там ходил только до войны, о чем с трудом вспомнил один местный житель.

— Опять…? — стараясь как можно сделать недовольный вид, спросил я у него.

— Чем ты недоволен? — удивился он, — Забыл, как мы тогда с Серегой и Витькой ездили? Какое я вам озеро показал?