И смешно и грустно

Мужчина представился всем Вадимом и сел рядом с Костей. Негодующая жена Сергея попыталась отговорить мужа от пьянки со случайными попутчиками, но Сергей сам тоже вытащил полиэтиленовый пакет и стал доставать закуску. Помидоры, огурцы, кружочки колбасы, лук, сало быстро украсили маленький столик. Вместо рюмок попросили у проводницы стаканы с железными подстаканниками.

После привычных вступительных «за здоровье», Сергея потянуло на воспоминания.

— Я водителем там был, стрелять не приходилось. Страшно было все время. Вообще много удивительного было на той войне. После боя мы выезжали на поле битвы, забирали убитых, живые попадались редко. Если кто мог пошевелиться, добивали чеченские снайперы. Вспоминаешь как наша команда их собирала, кругом оторванные руки, ноги… Все знали, что мы тоже под прицелом у снайперов, но в нас не стреляли. Явно какая-то договоренность была. Для кого-то война оказалась кормушкой. Между боями продавали чеченам всё: горючку, оружие… а мародерствовали с обеих сторон…

— Дух капитализма, наживы, пришедший вместе с перестройкой и кооперативами, поразил все общество и армию… — стал рассуждать интеллигентный Вадим, качаясь в такт вагону. Скорый выехал на неровное место, сбавил ход и его болтало из в стороны в сторону. Стаканы при этом подошли как нельзя кстати.

— Конечно, — согласился Сергей. — Писали в газетах, мол, снайперши с Прибалтики. Одну в плен взяли, студенткой МГУ оказалась. За деньги и наши им продавались. Танками порвали её. Я не видел, зачем мне это смотреть? Потом меня на бензовоз пересадили. Вот это страшно было. Сколько раз нас обстреливали. Мой бензовоз поджигали, еле выскочить с напарником успели — хорошо еще солярку возил, а так бы… До сих пор снится, будто бензовоз горит, а дверь не могу открыть и просыпаюсь…

Костя встрепенулся:

— А мне тоже сон похожий постоянно снится уже почти тридцать лет. Мы тогда все в БМД укрылись, уходили с места боя, духов было больше чем нас. Ракета, начиненная фосфором, попала в машину. До сих пор помню — яркая вспышка, белый дым, все тело жжет огнем, а одежда на мне целая и не горит. Попал в госпиталь, потом комиссовали…

— Использование фосфорных боеприпасов запрещено Женевской конвенцией, — авторитетно заметил Вадим.

— Вы, похоже, умник? — недовольно вставила жена Сергея. Ей не хотелось сидеть в нетрезвой мужской компании, и она давно перебралась наверх. — А сами, наверно, не служили?

— Может, это и к лучшему, — заступился Костя. — Я с тех пор во сне вижу: все горит внутри машины, пламя разгорается, я дергаю ручку люка, а он заклинил и не открывается. Потом просыпаюсь…

— Я думал, человек привыкает к постоянной мысли, что его могут убить, — сказал Вадим.

— Не знаю, я так и не привык. Все к своей Таньке хотел вернуться, — ответил Сергей.

Жена заулыбалась и, свесив руку с верхней полки, потрепала макушку мужа.

— Они вам будут постоянно сниться, эти кошмары, никогда от них не денешься, — начал философствовать охмелевший Вадим.

— Конечно, — сказала Татьяна. — Столько перенести, все эти ужасы войны.

— Выход, однако, есть! — уверенно заявил Вадик.

— Какой? — переглянулись Сергей с Костей.

— Нужно во сне открыть ту чертову ручку и кошмары уйдут навсегда.

Все засмеялись.

— Попробуем, — пообещал Костя и полез за очередной бутылкой.

А поезд, стуча колесами, летел в ночь мимо синих семафоров, укачивая пассажиров и погружая их в сны.…

Спят усталые игрушки…

Вечер. Маленькая девочка Верочка играла на ковре, на пространстве которого от разбросанных игрушек почти не осталось свободного места. Усталый папа лежал рядом и держал в руке куклу, но так, для вида, а самого уже, казалось, сморит сон. Мама Света зашла из кухни в комнату.

— Вов, спать, наверное, ее уже надо укладывать, да и ты смотрю носом клюёшь.

— Да ничего… спать захочет, сразу положим… видишь, как хорошо играет, не хочется мешать.

Жена присела на корточки рядом.

— Ну и я тогда посижу с вами.

Вера по очереди сажала кукол и зверюшек за игрушечный стол, накладывала им воображаемый ужин, делала вид, что недовольна как они едят, и снисходительно по-детски ворчала на них.

— Вова, вот смотрю на вас с дочкой и иногда даже ревновать начинаю — все кажется, что ты ее больше, чем меня любишь, — сказала Света, а сама, обняв мужа рукой и закинув на него ногу, легла к мужу за спину.

— Да одинаково я вас люблю, как ты ревновать меня к ней можешь? Это же ты и я «в одном флаконе», — улыбнулся муж.

— Да, наверное, так и есть, потому и хотела так сильно ребенка, как и тебя сильно люблю, — согласилась жена и, положив голову на щеку мужа, стала с улыбкой смотреть на дочкины потуги копировать маму.

Вся семья валялась на полу довольно долго, пока Вера, зевая, сама не начала засыпать и укладываться на полу.