— Я виноват во всем, мне и казниться, — сказал он Юле. И объяснил: — Она татарочка, Люся, всю жизнь на Волге жила. А в наше управление попала по назначению из техникума. Ее в управлении и оставляли, а я настоял: дайте, мол, мне ее на новую стройку, мне, мол, прораб позарез нужен. Вот и дали, и она с охотой поехала. И надо же такому случиться — два месяца не прошло… Не уйду я отсюда, пока здоровой ее не увижу.
Вот так и сидит он возле Люси, не отходя ни на минуту.
Увидев сейчас Плотникову, Акинфов устремляет на нее взгляд, полный надежды. Юля отрицательно качает головой: нет, ничего пока не известно. Акинфов уныло отворачивается от нее. Сестра, возившаяся до этого со шприцем, подходит к кровати, трогает девушку за руку, просит:
— Давай укольчик сделаем, сразу легче станет.
Девушка открывает глаза, видит Акинфова, пытается улыбнуться ему. Он тоже улыбается ей, но как-то виновато, смущенно. Потом он поднимается и, чтобы не мешать сестре, отходит к окну и делает вид, что смотрит на улицу, будто и не затянуты стекла снежным наростом.
— Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Юля, прекрасно зная, как плохо сейчас Люсе.
— Хорошо, — слабым голосом отвечает Люся, и черные глаза ее слегка оживают. — Она снова силится улыбнуться и прерывисто, тяжело дыша, говорит: — Очень хорошо… честное слово. Вы не беспокоитесь… я буду терпеть сколько нужно…
Она действительно держится молодцом, эта девушка из Татарии, заброшенная волей судьбы к Ледовитому океану. И, глядя на Люсю, врач Юля Плотникова начинает думать совсем не о том, о чем следовало бы думать в эту минуту. Юля думает, что когда два года назад она прямо со студенческой скамьи очутилась в Северном, то тоже не испытывала ни робости, ни отчаяния. Хотя Северный мало чем походил на Москву, а больница, в которую она попала, не была похожа на столичные больницы, где она проходила практику. Правда, ни тогда, ни после она не находилась в таком тяжелом состоянии, как эта девушка…
— Это ничего… — снова повторяет Люся. — Даже если самолет придет завтра, я потерплю…
Сестра сделала Люсе укол, девушка тут же погрузилась в дрему.
В коридоре стукнула дверь, кто-то зачиркал веником: должно быть, обметал с валенок снег. Юля выглянула в коридор, увидела Колю Каклю: низенького, черного как жук паренька с веселыми раскосыми глазами, занимавшего на почте сразу три должности — каюра, почтальона и разносчика радиограмм. Через плечо у Коли висела матерчатая сумка с торчащими газетами, в руке он держал радиограмму.
— Тебе, — протянул он Юле радиограмму. Коля был не в ладах со словами, требующими множественного числа, и решительно всем говорил «ты». — Распишись.
Юля торопливо развернула бланк:
«Договорились самолетом полярной авиации тчк Будет двенадцать тчк Возможности транспортируйте больную тчк Противном случае хирург оперирует месте тчк
Юля мгновенно прикинула: в два часа самолет уже будет в райцентре: Люсю можно смело отправить в районную больницу.
Юля быстро возвращается в палату.
— Ну вот, — громко и радостно говорит она, — самолет будет в двенадцать. — Смотрит на часы: — Сейчас половина одиннадцатого. Осталось полтора часа. Надо взять в колхозе упряжку и собираться на аэродром.
Акинфов порывисто поднимается с табуретки, словно сию минуту должен тронуться в путь, благодарно улыбается врачу. Люся, услыхав голос Плотниковой, открывает тяжелые веки, волнуясь, говорит:
— Я ведь знала, самолет придет…
Помня, что ее ждет на кухне Коля, Юля Плотникова возвращается к нему, ставит на квитанции размашистую закорючку.
— Коля, ты можешь выполнить одно поручение? — спрашивает она и сразу же просит: — Сбегай в правление колхоза, пусть немедленно пришлют упряжку. Надо отвезти к самолету девушку, у нее сродная операция.
— Прямо сейчас? — спрашивает паренек.
— Прямо сейчас.
— Тогда побежал я, — охотно соглашается Коля.
— Да, — неожиданно вспоминает Юля, — если увидишь председателя, передай, что в больнице кончается уголь, осталось только на сегодня. Впрочем, об угле я скажу сама. И Юля уточняет: — Ты понял: нарты для больной?
— Понял, — отвечает Коля, скрываясь за дверью.
Плотникова заходит в свою комнату: надо взять Люсину одежду, которая лежит в ее шкафу.