И снятся белые снега…

— Какой профессор?

— В институте, я на заочном. Сдавала биологию, а ему непонятно, зачем пошла в сельскохозяйственный, если живу в городе, да еще железнодорожница.

— Действительно, зачем же?

— Так получилось, — хмуро сказала Соня, отворачиваясь от него.

И они снова стали молча смотреть на горы, на кипарисы, на облака, на заходящее солнце, от которого в развилке белых вершин осталась лишь огненная краюшка.

Сдав утром дежурство тете Маше, Соня ушла в соседний вагон, где в купе, отведенном для отдыха проводников, как раз оказалось свободное место, и проспала до вечера, не слыша, как просыпались и уходили, заходили и укладывались спать другие проводницы. Когда же, снова сменив тетю Машу, Соня начала разносить вечерний чай, русый парень с тридцать второго места ни с того ни с сего вызвался помочь ей. Она отказалась от помощи, лишь позволила отнести стаканы с чаем для него самого да для соседей по купе.

Ночью этот парень мерил шагами узкий коридор вагона. Все купе были закрыты, все пассажиры спали. У служебного куле он замедлял шаги, снова шел в другой конец вагона.

Потом из служебки вышла Соня в шинели с поднятым воротником.

— А я хотела вас будить, — сказала она ему. — Подъезжаем.

— Да-да, — ответил он и ушел в свое купе.

Станция была маленькая, плохо освещенная. Никто, кроме этого парня, здесь не выходил, никто не садился в поезд. Было морозно, шел легкий снег. Вот как изменилась за сутки погода: на юге, когда отъезжали, было тепло, а в этой местности уже и холодно, и снежок сыплет.

— Вот я и приехал, — сказал парень, выйдя вслед за Соней из вагона. — До свидания.

— До свидания, — ответила Соня и постучала ногой об ногу.

— До свидания, девушка, которой не нравится Кавказ, — снова сказал парень и протянул Соне руку.

— До свидания, — недоуменно повторила она.

— А вы дальше и дальше поедете, — не уходил от вагона этот парень.

— Поеду…

— Минуточку! — вдруг сказал он и, поставив на снег свой чемоданчик, побежал к низенькому зданию вокзала.

Он разбудил дремавшую за стойкой буфетчицу.

— У вас есть что-нибудь… такое? — спросил он ее.

— Есть, — подавив зевок, ответила буфетчица и поставила перед ним бутылку шампанского.

— Нет-нет… Конфеты, например, или…

— Вот пастилы возьмите, — указала она на вазочку с пастилой в витрине.

— А в коробках? Есть пастила в коробках?

— Коробку найдем, — буфетчица достала из-под прилавка коробку с кукурузными палочками и стала распечатывать ее, собираясь высыпать содержимое в миску.

— Нет, такая не годится. Вон ту можно? — показал он на коробку в стеклянном шкафу.

— Та с печеньем. Сливочное. Три рубля.

— Давайте, — обрадовался он.

— Может, шампанского? К печенью подойдет, — предложила буфетчица.

— Нет, нет…

Выбежав на перрон, он увидел лишь последний вагон удаляющегося поезда. Чемоданчик его стоял на месте.

11

Недели через две, когда экспресс остановился на маленькой станции, дежурившая в эту ночь тетя Маша принялась будить Соню, спавшую на сей раз на верхней полке в их двухместном.

— Сонюшка, проснись. Там тебя одни человек спрашивает.

— Какой человек? — Соня открыла глаза.

— Не знаю. Говорит: будите напарницу, и все.

— Здравствуйте, — сказал этот человек, когда Соня, набросив шинель, вышла из вагона.

— Здравствуйте, — ответила она, стараясь разглядеть в полутьме сонными глазами человека в темном пальто. — Это вы меня звали?

— Я. Не узнаете?

— Не узнаю.

— Мы с вами вместе ехали…

— А-а… из милиции? — вспомнила Соня и тревожно спросила: — Вы насчет чемоданчика? Он здесь, на перроне, остался.

— Да нет, чемодан цел, — улыбнулся он. — По-дурацки у вас поезда ходят.

— Почему по-дурацки? — не поняла Соня.

— То бригады в отгуле, то номера на вагонах меняются. А поезд три минуты стоит, ничего толком не узнаешь.

Поезд тихо тронулся.

— Так вы теперь с нами на север? — спросила Соня, поднимаясь на ступеньку. — Садитесь.

— Да нет, я никуда не еду. Я вас хотел увидеть, — ответил он, идя за вагоном и держась за поручень.

— Меня?! Зачем?..

— Узнать, как вы живете.

— Я?!

— Да, чуть не забыл… — Он протянул ей какой-то поблескивающий сверток.

— Что это?

— Возьмите. — Он втолкнул ей в руки сверток и отпустил поручень, потому что поезд убыстрял ход. Потом крикнул: — Как вас зовут?

— Маруся! — со смехом прокричала ему в ответ проводница соседнего вагона.

— Родственник нашелся, что ли? — спросила тетя Маша, когда Соня вернулась в купе.

— Пассажир… ехал с нами… В милиции работает. Цветы принес, — растерянно ответила она. И вдруг насмешливо сказала: — Когда-то мне один тоже лилии дарил. — И бросила обернутые в целлофан цветы на столик.

Тетя Маша сдвинула на лоб очки, поглядела на цветы, на Соню, снова на цветы.

— Хм-м… — сказала она. — Ты с милицией осторожно…

Но пришла еще одна ночь. В ту ночь уже тетя Маша спала на верхней полке в служебном купе, а Соня сидела внизу, поджав под себя ноги, решала задачки в толстой тетради.

Поезд стал тормозить. Соня отложила тетрадь, надела шинель, взяла сумку с флажками и вышла в тамбур.

Поезд остановился. У вагона стоял тот самый парень, но на сей раз он был в шинели, в фуражке с красным околышем.