Дачей Николай занимался сам. И вообще он сам занимался решительно всем, что касалось быта его семьи, и это доставляло ему удовольствие. Месяца два он хлопотал с устройством квартиры: покупал мебель, ковры, торшеры, переделывал проводку, подвешивал дорогие люстры, доделывал недоделки строителей, какие повсюду в большом количестве обнаруживаются в новых домах, и когда квартира, по словам Зинаиды Павловны, стала, как игрушка, он переключился на дачу. Дача, действительно, требовала крупного ремонта: нового фундамента, новой крыши, полов, крыльца, удлинения веранды и многих иных переделок. И тут ему крепко помог Матвей Софронович. Он работал механиком в одном стройтрестовском гараже и имел немало стоящих знакомых. Матвей Софронович свел с ними Николая, те в свою очередь свели его со своими знакомыми, Николай щедро угощал, платил не скупясь, и вскоре к его даче потянулись грузовики с кирпичом, глиной, щелевкой, листовым железом. Потом пришли рабочие: плотники, бетонщики, кровельщики. К концу мая все было закончено.
В этой двухэтажной даче, похожей на расцвеченный корабль, бросивший якорь среди зеленых деревьев, они прожили все лето. И было здесь чудесно. Во дворе росло с десяток фруктовых деревьев, на пухлых грядках, возделываемых Зинаидой Павловной, топорщились перья лука и чеснока, зеленели редис и салат, зрели помидоры; вдоль дорожек цвели и осыпались пионы и розы, на смену им распускались пышные георгины, у веранды ковром стелились голубенькие матиолы. А сразу за забором поднимался грибной сосновый лес, со двора в него вела узкая калиточка. В лесу пели птицы, стучали костяными носами дятлы, скакали белки. Желтогрудые синички обирали на яблонях гусеницу, залетали на веранду. Шишки, падая с медной сосны, стучали по крыше сарая, скатывались на песчаную дорожку во дворе. Выпадали шумные ливни, срывались грозы, зарницы полоскались в вечернем небе, — и было неизмеримо прекрасно жить на даче.
— Две полного счастья нам только коровы не хватает, — шутила Зинаида Павловна. — Чтоб и парное молочко свое. Что б к Сергеихе за ним не бегать.
На даче Зинаида Павловна расцвела, по-прежнему выглядела молодо, хотя было ей уже пятьдесят пять и этой весной она вышла на пенсию, покинула шляпочную мастерскую. Теперь она занималась Андрюшей, цветами и грядками. В Николае она не чаяла души и постоянно твердила ему:
— Клад ты, Коленька, настоящий клад! Повезло Гере, еще как повезло! Где такого другого мужа найти?
Гера соглашалась с матерью: да, у нее прекрасный муж, да, она счастлива с ним! Годив Андрюшу, Гера располнела, лицо ее округлилось, и стала она настоящей русской красавицей. У нее был спокойный характер, она никогда не раздражалась, не выходила из себя, так же, как, впрочем, никогда не предавалась безудержному веселью, не хохотала громко, не взвизгивала от восторга. Она нежно любила Андрюшку, часами не спускала его с рук, любила наряжать его. Она не оставила работу, как хотел бы Николай, более того — перешла из гастронома продавцом в обувной магазин «Каблучок» и хотела поступать на вечернее отделение в торговый техникум. Не суетливая, наоборот, несколько медлительная, Гера меж тем все успевала делать вовремя: не опаздывать на работу, хотя с дачи ей приходилось добираться двумя автобусами, которые не очень-то придерживались расписания, успевала накупить в городе нужных продуктов, а вернувшись на дачу, успевала поиграть с Андрюшей, сходить с мужем в кино, а вечером — посидеть над учебниками, повторяя за девятый и десятый классы. Правда, домом заправляла неугомонная Зинаида Павловна, имевшая, в отличие от дочери, весьма суетливый и даже крикливый нрав, так что Гера не занималась стряпней, стирками, ношением воды из колонки на улице и прочими хозяйскими делами.
Николай без памяти любил Геру, и ему казалось, счастье его безгранично и беспредельно. Он выполнял любое ее желание, не давал ей поднимать ведра с водой, не позволял выносить помои, сам мотался в город за продуктами, чтоб она не носила тяжелые сумки.