И снилось ворону, что был он лисом

— Двадцать три, вообще-то, — лениво парировал Шикамару, позёвывая. — На том ходу, когда Саске крайне неудачно передвинул слона.

От их небрежной переброски фразами Саске помрачнел ещё больше.

— А вы, ребята, я смотрю, большие специалисты, — сказал я в попытке спасти положение и не травмировать дальше и без того пострадавшую гордость Учихи. — Не хотите друг с другом сыграть, а?

— Я не против, — сообщил, хотя и без какого-либо энтузиазма, Шикамару. — Всё равно заняться больше нечем.

Темари бросила на парня оценивающий взгляд; тот как раз снова зевал, почёсывая затылок, и выглядел, мягко говоря, не особо презентабельно.

— Ладно уж, — смилостивилась Темари.

Спустя минуту фигуры вновь были расставлены на доске — и партия началась. Постепенно противниками овладел настоящий азарт; оба они ходили чётко и быстро, и это вызывало периодические охи у зрителей, с восторгом следивших за их манипуляциями. Если поначалу Темари и относилась к нашему гению откровенно скептически, то теперь с каждым ходом загоралась всё больше, да и сам Шикамару перестал зевать и действительно сосредоточился, впервые за долгое время встретив оппонента своего возраста, способного сражаться с ним на равных.

Игра длилась долго и без явного преимущества у одного из противников — ни один из них не желал уступать. Завершилась же она резко и внезапно, когда лязгнула металлическая дверь, впустив в зал потрёпанную даже больше, чем прежде, Анко.

— Народ! — окликнула она генинов, полностью поглощённых интересной игрой и даже не сразу заметивших её. — Отвлекитесь, есть новости.

— Всё закончилось, да? — спросила Ино, стоявшая у Шикамару за спиной.

— Закончилось, — подтвердила Анко; меня насторожило то, какой потерянной она выглядела. — В Лесу Смерти больше врагов нет.

— Так что, — сказал Киба, — мы можем вернуться в деревню?

— Можете, — голос Анко звучал очень устало. Нет, пожалуй даже не так: обречённо.

— Что случилось? — тихо спросил я, предчувствуя недоброе.

Глава 13. Накал страстей

Небо Конохи плакало. Нет, даже не так — оно рыдало навзрыд, заливая землю мощными потоками. Улицы деревни ещё вчера покрылись глубокими лужами, а теперь же и вовсе превратились в единую систему каналов, по которым передвигаться иначе как с использованием чакры было весьма затруднительно. Даже всегда спокойная река Накано на этот раз вышла из берегов — так сильны были ливни, похожие на слёзы, которые небо проливало по ушедшему в иной мир Третьему Хокаге.

Несмотря на непогоду, все жители Конохи собрались на площади перед резиденцией главы деревни; шиноби заняли места на её просторной крыше, где и происходила церемония прощания с Сарутоби Хирузеном и другими ниндзя, погибшими при атаке на деревню. Пока священник проводил свой обряд, собравшиеся скорбно молчали, хранили спокойствие, как подобает шиноби, однако не все смогли пересилить себя и сдержаться. Стоявшая слева от меня Сакура нервно кусала губы, а глаза её были на мокром месте; Ино крепко сжимала рукава чёрной рубашки, очень стараясь держаться под стать отцу, но плечи её слегка подрагивали; чуть дальше какой-то мальчонка, внук Третьего, кажется, плакал, а Ирука-сенсей пытался его успокоить. Хьюги держались с достоинством, приличествующим древнему клану, даже Хината и её маленькая сестра не позволяли себе и тени эмоции.

Учихи стояли отдельно от прочих, такие же собранные, как Хьюги, только более мрачные. Итачи, которого после расставания в Лесу Смерти я ещё не видел, сам выглядел гостем с того света: бледный, хмурый, с залёгшими под глазами тенями. Саске смотрел прямо перед собой, и чувствовалось, что мыслями он где-то далеко в прошлом, в другой трагедии, на других похоронах. Минори опустила голову и стиснула кулачки, но плакать себе не позволяла. Шисуи же среди шиноби клана не было; впрочем, отсутствие его фото в ряду снимков погибших вселяло надежду.

Тем временем монах всё же кончил свои молитвы, и старые советники Третьего, Хомура и Кохару, подошли к столу с фотографиями и опустили на него по белому пиону. За ними последовали и остальные, выстроившись в длинную очередь.

Взяв с отдельно стоявшего стола цветок, я покрутил его между пальцами. Удивительно; в этот момент всеобщей скорби я не чувствовал ничего. Странно, но уже не впервые — то же самое было и на похоронах отца. Обе эти церемонии были для меня обязанностью, данью уважения павшим, но не вызывали ни горя, ни печали, ни боли. Похороны Учихи Таджимы сделали меня лишь сильнее, расширили границы, открыли возможности, ранее недоступные. Сегодняшние же словно вернули меня, сорвали пелену с глаз, выдернули из иллюзии, в которой я самозабвенно существовал последние несколько лет.

Возлагая пион перед фотографией Третьего Хокаге, я в последний раз взглянул на лицо старика. Было весело поиграть в детство, ведь в своё время я был его лишён — теперь пора вновь становиться серьёзным. Становиться шиноби.

Когда я в одиночестве спустился на площадь, меня окликнули:

— Изуна-кун.

— Да, Итачи-сан? — я обернулся с определённым предвкушением.