Тимофей Михайлович (который еще пару раз стрелял в окно, не давая девице выбраться) согнувшись и с трудом передвигая ноги, пошел ко мне, забрал бутыль, отвинтил крышку, и запах керосина стал еще сильнее. Затем он размахнулся и бросил бутыль в дом. Правда, большого замаха у него не получилось, емкость упала на крыльцо, и из нее толчками стал выливаться бензин. Справедливости ради надо отметить, что какая-то часть пахучей жидкости попала и на стену.
— Вы что собираетесь делать?.. — ахнула я, когда увидела в руках мужчины зажигалку.
— А сама-то как думаешь?.. — пробурчал тот. — Еще скажи, что тебе ее жалко стало.
— Нет, я все понимаю, но это как-то… Не знаю даже, как сказать…
— Ты не знаешь, я тебе скажу. Тут тайга, а ее закон такой: или ты, или тебя, и жалость может выйти боком. Только так, а не иначе. Предпочитаю остаться без дома, но лишь бы от этой зубастой избавиться, потому как в ином случае нам не жить. Ты и сама это понимаешь, так что сострадание прибереги для другого случая. Кстати, не думаю, что эта змеюка погибнет — она даже из огня выберется. Удивляешься? Зря. Как я понял, у доченьки Илларионовича жизненных сил на двоих хватит, а то и на троих. Живучие, заразы, с такими, как она, так сразу и не справишься. Я не сомневаюсь, что она и отсюда полуживой вылезет, и к папаше своему отправиться, чтобы раны залечить и зализать.
— А если…
— Если помрет, то нам же лучше, да и народ из Раздольного может жить спокойно, а если эта красавица останется живой, то людей из поселка надо увозить до той поры, пока ее не поймают или не пристрелят — такие, как она, мстят до конца и обид не прощают… Все.
Подпалив от зажигалки намотанный на палку клочок ткани, Тимофей Михайлович бросил его в сторону зимовья, и огонь вспыхнул сразу же, запылало крыльцо и стена дома, та самая, на которой было окно. Ананке сразу поняла, что случилось, и до нас донесся ее визг. Впрочем, наблюдать за разгорающимся пожаром желания ни у кого из нас не возникло — хотелось только уйти отсюда. Закинув за плечи свой рюкзак, и стараясь не смотреть в сторону горящего дома, откуда доносились жуткие звуки, я подошла к Коту, которого уже пытался приподнять Кром.
— Саша, как ты?.. — спросила я.
— Терпимо… — отозвался тот, пытаясь не морщиться от боли и закидывая руку Кота себе через шею. — До лодки как-нибудь дойду.
— Конечно… — я перекинула вторую руку Кота через свою шею, и мы с трудом поднялись на ноги. — Тимофей Михайлович, а вы-то как…
— Со мной все нормально… — отозвался тот. — Есть еще порох в пороховницах… Пошли отсюда.
Мы сделали всего по нескольку шагов по направлению к реке — и остановились, не зная, что делать дальше. Такого я точно не ожидала — на краю поляны, из-за высоких кустов, почти неслышно стелясь над землей, выметнулись волки. Шесть серых хищников стояли напротив нас, лишь чуть пошевеливая хвостами…
Похоже, это конец — отстраненно подумала я. От них нам не уйти, да и сделать сейчас мы ничего не можем… Надо же, а ведь нам осталось совсем немного до спасения… Еще миг — и волки на нас набросятся, вон, даже чуть присели перед прыжком…
Именно в это мгновение из горящего зимовья послышался крик, причем такой пронзительно-страшный, что у меня просто заледенело сердце и перехватило дыхание. Так кричать не может ни одно разумное существо — тут в одну кучу смешались гнев, боль, злость, ярость, бешенство и ненависть. Не знаю, что ощутили мои спутники, но у меня в прямом смысле этого слова едва не подкосились ноги. Наверное, так вопили какие-то мифические существа, убивая врагов своим криком.
То, что случилось дальше, я даже предположить не могла. Услышав этот жуткий крик, волки внезапно припали к земле, прижав уши к голове, а затем, издав что-то похожее на щенячий визг, кинулись прочь — кажется, ужас прошиб даже их.
— Они ушли… — прошептала я, глядя на покачивающиеся ветки кустарника. — Даже не верится…
— Тогда и нам надо уходить… — тряхнул головой Кром. — А то как бы волки не вернулись…
Этих слов оказалось вполне достаточно для того, чтоб мы, собрав оставшиеся силы, под треск огня и непрекращающиеся подвывания Ананке, направились к реке, путь до которой мне показался невероятно длинным. Да и силы у меня, чего уж там скрывать, были на исходе, а уж как чувствовали себя раненые мужчины, и как им было тяжело передвигаться — об этом мне сейчас не хотелось даже думать. А еще до нас все это время то и дело доносились крики Ананке…