И снова Оливия

Но в последнее время она подолгу разглядывала себя в зеркале в своей комнате, вертя головой то вправо, то влево. Она думала – иногда, – что, возможно, она красивая. Ни майки, ни лифчика перед зеркалом она не снимала, чтобы увидеть то, что видел мистер Рингроуз. Такого она просто не могла сделать, но она думала об этом мужчине почти постоянно.

* * *

Наступил июнь. Через две недели начинались каникулы.

В зале конгрегационалистской церкви, где проводились всякие мероприятия, Кайли сидела за пианино, наряженная в подвенечное платье миссис Рингроуз. День выдался не по сезону жарким, и рядом с пианино тихонько повизгивал напольный вентилятор, приводя в движение воздух. В зале рядами стояли складные стулья, посередине – проход, старый деревянный пол скрипел под ногами женщин, рассаживающихся по местам. В окнах виднелись ярко-синее небо и кусок парковки. Каждую неделю (общим счетом девять недель) Кайли снимала блузку перед мистером Рингроузом – лишь однажды он не появился, и Кайли почувствовала себя обделенной, – а конвертов с наличными, которые она засовывала в ящик комода под трусы и носки, накопилось так много, что она перепрятала их в стенной шкаф. Причем содержимое конвертов было не одинаковым, иногда шестьдесят долларов, а порою стопка десяток и несколько бумажек в один доллар либо две двадцатки.

Сидя на табурете перед пианино, Кайли смотрела, как миссис Рингроуз расхаживает по залу, и думала: «Твой муж видел мою грудь, и спорим, твоей он не видывал много-много лет!» Эта мысль доставляла ей невероятное удовольствие. Наконец миссис Рингроуз кивнула Кайли, она заиграла «Марш выпускников», и первая участница показа мод «Серебряных квадратов» зашагала по проходу между складными стульями в длинном платье и белом чепце на седой голове.

– Первые пилигримы, 1620 год, – объявила миссис Рингроуз.

Из пятидесяти расставленных стульев занято было не более пятнадцати, и миссис Рингроуз, стоя сбоку от «подиума», представляла по имени каждую участницу и называла период времени, когда носили то, во что она была сейчас одета.

Последней вышла Берта Бэбкок – в оранжевом брючном костюме.

– Современная эпоха, – сказала миссис Рингроуз, и все нескладно захлопали.

По завершении показа женщины ели печенье, положив на колени тонкие бумажные салфетки. С Кайли никто не разговаривал, и вскоре она вышла, переоделась, оставив подвенечное платье на столе в углу зала, и покатила на велике домой.

* * *

Кристина Лабе вытаращила подведенные синим глаза и расхохоталась.

– Меня сейчас вырвет, – простонала она, захлебываясь смехом, задыхаясь, сгибаясь пополам.

– Неудивительно, – сказала Кайли. – Они выглядели законченными дурами.

– Да ну? – Кристина опять зашлась в смехе. – Блин, поверить не могу, какие же гребаные дуры. Ладно, в этом году она выходит на пенсию, ты ведь в курсе.

Кайли не была в курсе. Она разглядывала грузовик, припаркованный неподалеку, на его бампере прилепили стикер с надписью: «Требуются чернорабочие. Веснушки не возбраняются!»

– О-ой, школьный совет чуть не обрыдался, они хотят подарить ей куст сирени на прощанье. – Кристина закатила глаза.

– Кого это волнует. Меня точно не волнует, – ответила Кайли.

* * *

Дома по вечерам Кайли играла на пианино; играла и играла, и у нее опять стало хорошо получаться. Пальцы порхали по клавиатуре, и ничто им больше не мешало.

* * *

В лечебнице для престарелых мисс Минни сидела, навалившись на откидной столик, голову она положила на руки, глаза были закрыты.

– Мисс Минни? – шепнула Кайли, наклоняясь к старушке. – Мисс Минни?

Но старушка не ответила, не изменила позы и не открыла глаза. Точно в такой же позе Кайли заставала ее уже дважды. Вошла все та же сиделка в синей униформе и, уперев ладони в бока, воззрилась на мисс Минни.

– Ох, детка, – произнесла она наконец. – Просто твоя знакомая очень, очень старая, и у нее очень тяжелая депрессия.

Кайли нагнулась пониже, к уху мисс Минни, и тихо заговорила, тонкие старушечьи волосы щекотали ей губы:

– Мисс Минни, это я, Кайли. Вы меня слышите, мисс Минни? – И добавила после паузы: – Я люблю вас.

Старушка не шелохнулась.

Когда Кайли явилась в лечебницу в следующий раз, палата мисс Минни была пуста – совершенно пуста, ни кровати, ни стула – и две женщины мыли пол.

– Погодите! – крикнула Кайли, но уборщицы продолжали орудовать швабрами. Тогда Кайли отправилась в регистратуру.

– Мне очень жаль, – сказала дежурная медсестра. – Но у нас не было номера вашего телефона, иначе мы позвонили бы.

Дома мать только пожала плечами:

– Ну, этого следовало ожидать.

– Но куда подевались фотография ее брата и фиалки?

– Наверное, выбросили, – ответила мать.

Кайли выжидала достаточно долго, чтобы мать не догадалась, что дочери не хочется оставаться с ней наедине этим вечером; спустя некоторое время Кайли встала:

– Пойду покатаюсь на велике. По вечерам теперь светло.

Кайли мчалась что было мочи – вверх по Драйер-роуд, вниз по Элм-стрит, потом мимо школы, и ей казалось, что едет она медленнее, чем хотелось бы.

* * *