И сплетаются нити судьбы...

Сердце ныло и ныло. С каждым прожитым днем всё сильнее становилось желание быть рядом с любимым человеком. Весна властвовала в городе, влюбленные парочки заполонили проспекты и парки. С приходом тепла молодые мамы с колясками, словно подснежники, выбрались из надоевших за зиму квартир. Смешные карапузы шлепали по подтаявшему снегу, и, глядя на них, Ромала с завистью думала о материнском счастье.

Глава 52.

— Ромала, привет. Ну, как ты там? — бархатистый голос Марины вливался в ухо, словно тягучий мед.

— Нормально.

— Понятно, — вздохнула Димина бывшая, — я вот что звоню, хочу пригласить тебя на свадьбу.

— На свадьбу? — удивилась цыганочка и даже отложила книгу.

— Ну да, — опять вздохнула Марина.

— А где же энтузиазм? Ведь это праздник, как никак…

— Будет тут энтузиазм! Феникс хочет пышную церемонию, с лимузином и всё такое. А я хочу, чтоб всё было скромно, но со вкусом. Чтоб пришли только свои. В конце концов, у меня уже пузо на лоб лезет.

— Ой-ой! Не преувеличивай! У тебя даже не видно еще ничего толком. Темнишь ты что-то, мать! — усмехнулась Ромала, прижимая трубку к уху.

На другом конце завздыхали жалобно и тяжко.

— Мариша, только не говори, что это касается всё тех же баранов с их уже прогнившими шкурами!

— Вот ты ерничаешь, а мне, блин, не до смеха! Ты представляешь, что будут говорить мне в спину все эти его коллеги-калеки?

— Представляю! Будут шептаться, что невесту, краше тебя, — поискать!

— Угу-угу! Як же! Будут шипеть, как змеи встревоженные, о том, что у нас разница в тринадцать лет! Что захомутала я бедного, несчастного мальчика! Поймала его, лиходейка такая, на женской хитрости!

— Господи Боже! Ты долго слова-то заучивала? — засмеялась Ромала.

— Вот тебе смешно, а мне, блин, плакать хочется!

— Слушай, Марин! Ты его любишь?

— Чего?

— Да не чего, а ты его любишь?

— Угу.

— Что «угу»?

— Люблю.

— А он тебя?

— Говорит, что любит.

— Ну, это в принципе, был риторический вопрос, на него отвечать необязательно. Что ты ему нужна, это и так видно, поверь на слово! Ну и в чем дело тогда?

— В смысле?

— В прямом! Если у вас всё по взаимной и огромной любви, так будьте здоровы, живите богато, детей полну хату!

— Там, вообще-то, «а мы уезжаем до дому, до хаты», — пробормотала Марина удрученно.

— Ну, это там! У вас всё будет в ажуре!

— А у вас? — вдруг спросила рыжая.

С Ромалы словно смахнули веселое настроение. Подъехала в своей инвалидной коляске Тоска и уставилась на нее безжизненными глазами. Девушка за то время, что был рядом Дима, уже успела позабыть, какие бездонные и безжизненные глаза у Тоски. Цыганочка отмахнулась от нее, но на душе не посветлело.

— Ромал, это не мое дело, и я уже давно зареклась вмешиваться в подобного рода мероприятия, но… — Марина вздохнула и перехватила трубку в другую руку, — но… я видела Димку на днях. Ромал, он… Он… Нет, конечно, умирать он не собирается, но…

Ромала так сильно прижимала трубку к уху, что даже не сразу почувствовала, как оно онемело. Каждое слово рыжеволосой красавицы падало горячими свинцовыми каплями на открытую рану на сердце, которое вдруг заколотилось истерзанной птицей.

— Конечно, он уже большой мальчик, да и, как ни крути, всё же виноват, но, в конце концов, не смерти же заслуживает!

— Он… он… болен? — кое-как проговорила девушка, стараясь дышать глубже.

—  Угу, и болезнь эта любовью зовется! Знаю, что я еще та заноза, но, Ромал, мне не плевать на Димку. Да и ты мне не чужая. Он ведь сгинет без тебя. Пропадет. Как и ты без него… Ладно, мне пора к плите, скоро Феникс домой притопает. Мужика кормить надо. Димку звала к нам, да он ни в какую. Слава богу, хоть под крышу дома вернулся, а то, прям, как бомж.

— То есть, как вернулся? Откуда?

— А я тебе разве не говорила? Он же в гараже… в смысле в мастерской жил!

— В гараже? — пробормотала Ромала, прижимая холодные пальцы к вискам, где с каким-то диким отчаяньем билась жилка.

— Ну да. Неужели я, правда, не сказала тебе? Он жил в гараже, всё это время. С того самого дня. Я ж тебе говорю, увидела его — не узнала. Сегодня ему раз сорок позвонила, дабы убедиться, что великовозрастное дитя перебралось ближе к родному очагу. Софья Михайловна уехала вчера. Димка кое-как уговорил ее съездить на курорт. Мы с нею, правда, договорились, что она прижмет Димыча и заставит вернуться домой, а я прослежу, так сказать, за этой миграцией в отсутствие бабушки, и если что…

— Как же он столько времени прожил в гараже? — пробормотала Ромала.

Марина смолкла и вздохнула.

— А что ему оставалось? Ты что, не знала, что мужики в большинстве своем трусы? И боятся они больше всего расспросов и женских слез, — вздохнула Марина. — Есть такое животное, не помню, как называется. Так вот, когда его пугают, то оно забивается в нору, избегает соплеменников и сидит, не показывая даже носа из своего убежища. Димка тоже избегал родных и близких. Так ему проще. А в гараже… Ну, не будут же мастера спрашивать, какого дьявола нужно начальнику в неурочное время на работе? Он ведь не просто начальник — владелец. Думаю, именно это и было для него основным аргументом.