И сплетаются нити судьбы...

— Ты мне не веришь! — вдруг жестко повторила девушка и отстранилась от парня.

— Дима!!! — заорал на пороге Алексей и стал открывать дверь.

— Ты мне не веришь! — прошептала она, а слезы жгли глаза.

— Ромал…

— Не веришь…

— Я, правда, быстро. Одна нога там, другая здесь. Ну, ей-богу! — он еще пытался шутить, но у него плохо получалось, потому что балагурить, глядя в бледно-синее лицо любимой, не выходило.

Он чмокнул ее в висок и пошел к двери, как вдруг за спиной что-то загремело. В затылок ударил ледяной ветер. Дима рывком обернулся и обмер. Никогда в жизни он не боялся так, как в ту самую секунду. Рама кухонного окна была открыта настежь, а в его проеме, сражаясь с занавеской, стояла Ромала. Ветер рвал полы кимоно, но она не обращала на это внимания.

— …! — выдохнул за Диминым плечом Лешка.

— Если ты всё-таки поедешь, я прыгну! — крикнула она. — Я уже потеряла однажды свою любовь!

— Ромка, — кое-как пробормотал Дмитрий.

— Я уже схоронила одного! Если ты поедешь, то погибнешь! Мне тогда тоже жить незачем!

На фоне бледного неба кимоно казалось даже не голубым, а ярко-синим, а цветы на нем — кроваво-багряными. Ветер, бьющий в спину девушки, развевал черные волосы — и от всего этого у парней шевелились волосы на затылке. Лешка беззвучно открывал рот. От увиденного он позабыл даже весь свой запас ненормативной лексики.

— Тут седьмой этаж,— меж тем сказала она и посмотрела вниз — у Димы едва не остановилось сердце. Он сделал шаг вперед, но Ромала заметила это. — Не подходи! Я не шучу, и ты это знаешь. Мне всё равно… Мне наплевать на всё! Я до сих пор жалею, что не смогла остановить Сашу… Поэтому сейчас мне плевать на себя! Я не выживу, конечно, но пока ты будешь возиться с моим трупом, тот «ВАЗ двадцать один ноль семь», ведь я даже его номер знаю: «А пятьсот тридцать девять АТ», — он проедет по шоссе. И ты… ты останешься жить.

За это мгновение Дима успел передумать обо всём. Вспомнил, как сам вчера обещал ей верить. Верить, каким бы бредом ему не показалось ее предостережение на тот момент. И вот этот момент наступил, а он… он ей не верит. Не верит, как не поверил Александр. Одно он знал точно: если он сделает еще хотя бы один шаг к окну — Ромала тоже сделает шаг. Только из окна. Он негнущимися пальцами достал из нагрудного кармана телефон и, не глядя, набрал номер.

— Алло, — сказал Дима как можно более спокойно. — Милославский. Да, я помню. Но обстоятельства складываются так, что мы не сможем присутствовать на встрече. Ну, я же не школьник, чтобы отчитываться, по какой именно причине нас не будет. С Ясимурой я сам созвонюсь позже. Я всё это знаю и отдаю отчет своим действиям и поступкам, и не тебе, Глеб, меня жизни учить! Всё, поговорим позже.

С этими словами он захлопнул крышку телефона, стащил куртку с взмокшей спины и даже разулся. Ромала с замирающим сердцем смотрела на него и молчала. Он просто подошел и протянул ей руки.

— Иди ко мне, — проговорил парень, а голос вдруг задрожал.

Ромала отпустила раму и присела на подоконнике. Дима схватил ее, будто она могла улететь, и развернулся спиной к окну. Он целовал бледное лицо и шептал лишь одно слово «прости».

А вечером Алексей, всё еще злясь на шефа, с дочерью на руках смотрел местные новости. Картинка сменялась за картинкой, и парень уже захотел переключить канал, как вдруг глаза выхватили что-то неуловимо знакомое на экране. Пульт поехал из ставшей влажной руки, и адвокат его перехватил, делая громче звук.

— …благо, в это время на данном участке дороги не было других участников движения. Иначе, столкновения было бы не избежать, — говорил носатый дядька в униформе гаишника.

Камера показала, как на эвакуатор грузят со смятым «передком» «Жигули» седьмой модели. И волосы зашевелились на затылке, когда парень увидел номер…

Катерина так и не поняла, что же произошло с мужем, вот только таким ласковым и заботливым она его уже давно не видела.

Эпилог.

Живая ель ерошилась в углу колючими ветками, на которые ребятишки развешивали игрушки. Они иногда спорили, и тогда кто-то из взрослых растаскивал шалунов. Спорили в основном брат с сестрой — Ромала и Леша. Люся грозила им то пальцем, то кулаком и всё приводила в пример двух сестренок — Еву и Лизу, которые помогали расставлять посуду на столе. Девочки, словно чувствуя свое превосходство над младшими, лишь делали более серьезное выражение лица.

Поучаствовать в этом веселье всё норовила маленькая Наташа, дочь Алексея и Катерины, но на своих толстеньких ножках не могла отойти от матери, и поэтому ребенку ничего другого не оставалось, как приседать и от дикого восторга показывать два кроличьих зуба.

— Да, ё-моё! Сказала же: поставь этот салат ближе к Ромале! — шипела Люся на мужа.

— Да я не знаю, где она сядет! Куда ставить-то? — так же шепотом отвечал тот.

— Подальше от сквозняка, поближе к детской!

— О, Люсь, успокойся! Вон сколько у нас рук. Передадим, если что! — заявила Марина, переставляя тарелки на столе.

— Марин, тише! Малышка только уснула! — сказал Феникс.

— Малышка? Слушай, у нас вроде как сын с утра был! — усмехнулась та.