И стал тот камень Христом

— Больные, которых я вылечил, могли бы сказать тебе, что я их просил не ходить по другим городам и не славить чудо, их спасшее; свидетели моего умения лечить могли бы сказать тебе, как я их упрашивал не говорить о том, что они видели. Не моя вина, если ни те и ни другие не послушали меня! Ты сам, Никодим, со всей твоей мудростью знатока Закона пришел в мой дом не для того, чтобы внять моим доводам, а чтобы самому увидеть диво, о чем наслышан. Но ты должен знать, что я безжалостно отталкиваю тех, кто просит меня чудодейством доказать мое истинное предназначение. И тебе ли не знать, что, когда народ идет вслед за мной в ожидании чудес, я ухожу в другие провинции провозглашать Царство Божие, ибо для этого я живу на земле. И еще тебе следует знать, что для меня каждое чудо — это работа, самоизнурение и страдание. Я должен преодолевать болезни, которые считаются неизлечимыми; телесные уродства, вызывающие у людей отвращение; неверие тех, кто следует за мной в надежде узреть мои неудачи; я должен преодолевать противление духа тех больных, маловерие которых может мне помешать; должен унимать в своей голове хохот Дьявола, громко бросающего мне вызов. Иногда я так изможден после исцеления, что кажется, будто прошел без отдыха от Капернаума до Гадары; порой грудь болит так, будто мне вонзили копье под ребро. Ибо сила Отца небесного не всегда избавляет меня от слабости, свойственной телу человеческому.

Никодим говорит:

— Если ты это знаешь, для чего творишь чудеса?

Иисус ему отвечает:

— Я тебе уже говорил, что они приносят облегчение скорбящим, и помогают спасать нечестивцев, и возносят имя Отца небесного, который превыше меня. Потому и творю их. А теперь скажу тебе, что самая чистая и стойкая вера та, которая рождается сама по себе и черпает из себя самой, без всяких чудодеяний, ее поддерживающих. Чудеса, сотворенные мною в Хоразине, Вифсаиде и в Капернауме, не умалят моего презрения к этим городам, которые поначалу отвергли меня без веры. Другие народы поверят в меня, хотя и никогда не увидят.

Никодим хранит молчание, ему уже нечего спрашивать. Вдруг Иисус ему говорит:

— Наступят времена, Никодим, когда эти вот чудеса, которые сегодня поражают людей и побуждают следовать за мной, обратятся в доводы для того, чтобы угонять овец из моей овчарни. Написано, что, когда Адам был изгнан из райских кущ, он ел полевые травы и носил звериные шкуры. Но прошли века, и человек стал готовить себе изысканные блюда, одеваться в роскошные одежды, строить великолепные дворцы и снаряжать большие корабли, которые везли его в далекие страны. Какие невероятные вещи он придумает завтра? Он будет усмирять бури своими руками, будет лечить болезни, от которых сегодня спасения нет; его голос покроет расстояния, подобно молнии; он будет парить на крыльях в воздухе, как птицы; невесомо плавать под водой, как рыбы. Мои чудеса, творимые верой и духом и удивляющие теперь, в иродианские времена, тогда будут казаться просто-напросто добрыми делами неученого пророка, и найдется немало таких, кто вспомнит об этом, чтобы посмеяться над царством справедливости, которое я возвещаю. Но истину говорю тебе, что они будут посрамлены, а слова Сына человеческого будут жить в веках, как соль морская.

Никодим не прерывает молчания и вскоре прощается с Иисусом. Восток уже начинает алеть. Один из апостолов, Симон Зелот, предлагает проводить Никодима до дому. Как и все ученики Иисуса, Симон Зелот с великим удовольствием говорит о чудесах Учителя и предпочитает помалкивать о его учении, в котором апостолы порой понимают не все, а бывает, не понимают и ничего. По дороге Симон Зелот рассказывает Никодиму историю о насыщении народа пятью хлебами и двумя рыбами. Законоведу не была известна та версия, что он услышал от Симона Зелота: