И стал тот камень Христом

Но какие аргументы мог привести этот Иосиф Каиафа, чтобы уверить в необходимости смерти Иисуса немощных, в руки которых Иисус вложил кедровый посох надежды; прокаженных, тело которых очистил от язв, а сердце — от ужаса; паралитиков, которых заставил ходить по дорогам и улицам Палестины; слепых, которым возвратил завтрашний день; мучимых жаждой, которым возвестил о царстве воды; женщинам, которых обещал освободить от унижений и презрения; детей, которых звал с собой и которые шли с ним рядом, чирикая, как воробьи, и прыгая, как козлята? И к каким доводам мог прибегнуть этот Иосиф Каиафа, чтобы заставить слушать себя других, ярых фанатиков, которые провозглашали Иисуса Сыном Давида, избавителем, способным вышвырнуть римские войска из завоеванного Иерусалима, и укротить своевластие аристократии, и освободить храм от всякой нечисти, и сотворить мессианские чудеса, чтобы воздвигнуть в сиянии Апокалипсиса трон для суда Божьего?

Доносчики, посланные Верховным первосвященником следить за каждым шагом Иисуса, приносили неутешительные вести:

— Народ говорит, что он успокаивает припадочных, заставляет говорить немых и изгоняет беса из больных.

— Народ говорит, что в Кане он превратил воду в вино, а на берегу Тивериадского озера умножил рыб.

— Народ говорит, он не только исцеляет недужных, но и осмеливается отпускать им грехи.

— Народ говорит, что он по-братски обходится с самыми нечистыми врагами нашими. У одной женщины, вольноотпущенной из Самарии, он попросил напиться из кувшина и пообещал ей взамен воду жизни вечной. В его иносказаниях мерзостные самаритяне выглядят людьми сострадательными и милосердными.

— Народ говорит, что рассказывает он притчи и не дает поймать себя в ловушки жрецов и книжников, слушающих его рассказы, которые приводят жителей деревень в восхищение, хотя, сказать но правде, никто не может докопаться до истинного смысла сказанного.

— Народ говорит, что около Вифании он воскресил из мертвых человека через четыре дня после погребения.

Воскресение из мертвых? Ясно, что это несусветная ложь, но Иосиф Каиафа, Верховный первосвященник, тут же созывает синедрион в полном составе, семьдесят и одного человека, составляющих великое собрание, дабы предложить им казнить Назарянина. Являются двадцать четыре из вызванных, чтобы тут же вынести приговор о смертной казни, но среди них оказываются и такие, кто не разделяет гнева сановных иудеев, например Никодим бен Гурион, всеми уважаемый мудрец; и Иосиф из Аримафеи, представитель городской знати; и равви Симеон из Антипатриды, человек благородного происхождения, потомок славного и великодушного Гиллеля[36], и старый филантроп Симон бен Азель, и учитель логики Авва Саул. Однако богатые коммерсанты-саддукеи, подчиняющиеся воле Иосифа Каиафы (а точнее говоря — воле его тестя Анны), превосходят их числом. Семейства Анны и Боэтуса, которые ненавидят друг друга, будучи непримиримыми соперниками, обычно заключают мирный союз, когда речь идет об угрозе их земельным владениям.

Собрание синедриона, которое в конечном итоге не придет ни к какому решению, происходит в большом зале Великого Камня, называемом так потому, что ползала представляет собой шлифованный каменный монолит. По правую руку Первосвященника Иосифа Каиафы занимают места сановные лица, которые вместе с ним руководят высоким собранием: Ионафан, управитель храма и начальник храмовой стражи, и Ариэль бен Леви, священнослужитель, помазанный на ведение военных действий и главный начальник левитов-доносчиков.

— Закоренелый преступник, зовущийся Иисусом из Назарета, пророк-оборванец, возымевший дерзость говорить от имени всех евреев с тайным умыслом поссорить нас со всемогущим императором Тиберием, да хранит его Господь, заслуживает не одну, а тысячу смертей, — говорит Ионафан, управитель храма.

— Если надо с ним покончить, мы не одного человека, а целые селения в прах обратим, не дрогнув, дабы отстоять достоинство Израиля! — говорит Ариэль бен Леви, священнослужитель, помазанный на ведение военных действий.

Никодим бен Гурион отваживается возразить:

— А разве наш закон может осудить человека, если его прежде не выслушать и если не ведать, что он творит?

На это Верховный первосвященник Иосиф Каиафа отвечает с неприкрытым ехидством:

— Или ты тоже из Галилеи, Никодим?

Никодим чует опасность и предпочитает прикусить язык. Но внук Гиллеля и учитель Авва Саул не сдаются и настаивают, чтобы закон исполнялся неукоснительно. Возникает дискуссия, которой Иосиф Каиафа не ожидал, и ему приходится отложить до праздника Пасхи свое намерение расправиться с Иисусом.

Иисуса не столько тревожит мысль о смерти, сколько возникшее убеждение в том, что народ не понимает подлинного смысла его слов. Тотчас вслед за чудом умножения хлебов и рыб сытая пятитысячная толпа в неистовой радости окружила Назарянина. Один винодел-кананит, богатырь с небольшой бородкой, первым закричал во всю мочь:

— Осанна Сыну Давида!

Другие галилеяне громко вторили ему:

— Вот истинный пророк, к нам пришедший!

А присутствующие зелоты заревели громовыми голосами: