— Нафтанаил Третий Злосчастный, ваше царственное величество. Сын Аникана Четвертого Ученого, да будет земля ему пухом.
— Давай присядем, Находка, - Серафима подвинула служанке один стул, на второй села сама. - В ногах правды нет.
— Я постою, ваше…
— Садись, милочка, садись. С царственным величеством спорить нельзя. Особенно с нашим, - царевна ухмыльнулась, хитро глянув на Находку.
Девушка в первый раз робко улыбнулась - правда, одними губами - и села осторожно на краешек стула, словно ожидая подвоха.
— Да ты по-хорошему садись, милочка, - подбодрила ее Серафима, но та только головой закачала:
— Нет, не невольте, ваше царственное величество, тут красота такая невиданная-неслыханная, аж очи слепит, блестит все, сияет, а у меня платье пыльное, руки немытые - неровен час, что запачкаю, - замахала руками она.
— А мое царственное величество приказывает хорошо садиться, - опустила твердо кулак на коленку Серафима.
— Ну, раз ваше царственное величество приказывает… - Находка чуть подвинулась, разгладила складки платья на коленках, положила перед собой руки и выжидательно взглянула на царевну.
— Ну, вот теперь сели рядком, и потолкуем ладком, - развела руками Серафима. - Я в ваших краях впервые, Находка, многого не знаю, а надо. Поэтому отвечай, не таи ничего. Отчего умер ваш старый царь?..
Допрос-расспрос служанки продолжался почти до четырех часов утра - Серафима поняла это по гулкому четырехкратному "бому", огласившему замок как раз тогда, когда она только начала засыпать в своей кровати. Выдворенная из царства предутренних грез, царевна приоткрыла один глаз, чтобы посмотреть, не разбудили ли куранты и Находку, и первое, что она увидела при свете одинокого ночника - служанку, стоящую перед зеркалом.
Девушка стояла близко-близко к его холодной гладкой поверхности, улыбалась, как человек, которому только что вырвали без наркоза давно и усердно болевший зуб, и тихонько гладила свое отражение. На щеках ее блестели слезы.
Серафима едва слышно вздохнула, закрыла глаз, чтобы лучше думалось, и стала вспоминать, чтО за вычетом "вашего царственного величества" она сегодня услышала от костеи.
Царь Нафтанаил Третий скончался пятьдесят лет назад, не оставив наследника - его жена и сын умерли за год до того от неизвестной болезни, один брат упал с башни Звездочетов, а другого задрал на охоте медведь. Оба они были неженаты. Обычно в таких случаях за власть начинают бороться самые высокородные придворные, подкладывая друг другу на стулья отравленные кнопки или разоряя соседские поместья, но в этот раз все было по-иному. Не успело последнее дыхание покинуть уста усопшего монарха, как о своем праве на трон заявил его первый советник - Костей, взявшийся из ниоткуда несколькими годами ранее, обольстивший царя своей искушенностью в магических науках и за годы придворной службы успевший вусмерть поссорить доверчивого Нафтанаила со всеми мало-мальски реальными наследниками престола не его крови. Правда, никто и не сомневался в таком исходе - последние годы, особенно после потери жены и ребенка, царь был не в себе, и все приказы и так отдавал Костей. Хоть и приписывая скромно их авторство царю.
После коронации замок и порядки в нем резко изменились - на смену белому туфу и открытому пространству в одну ночь пришел серый и черный камень и кольцо монументальных стен, стрельчатые арки сменились рублеными проемами и железными дверями, витражи - решетками, слуги с человеческим обликом - монстрами. А вместо герба государства на золотой цепи на груди правителя теперь красовался зловещий светящийся рубин. Первые недовольные ненадолго пропали, но скоро составили костяк первого лиха. "Беда не приходит одна…" Изменения в облике коснулись только тех, кто прислуживал в замке - горожане и крестьяне их поначалу и не заметили. Пока штат прислуги и личный состав армии не потребовали обновления и пополнения. Тогда умруны стали хватать людей прямо на улицах и приводить в замок, где первый советник распределял их на работы - мужчины постарше и женщины попадали в повара, в мастеровые, в прислугу. Молодых мужчин забривали в солдаты - сначала горожан, а потом, когда в городе почти никого не осталось, рекрутеры добрались и до крестьян из близлежащих деревень, и даже до ничего не подозревающих путников, если они оказывались подходящего возраста. В охрану, как это ни изумило Серафиму, набирались добровольцы, которые знали, что их ждет, и все же шли на это. В основном, сказала Находка, это были лихие, недобрые люди, которым было нечего терять.
Так, попав среди бела дня на улице в сети отдела кадров Костея, в служанках оказалась и сама Находка. Но она еще благодарила судьбу за то, что попала в горничные, а не в простые слуги, как все остальные. Потому что одну из девушек, пойманных в один день с ней, сказала она, расширив от ужаса слегка косящие глаза, назначили работать в Проклятой Башне, а слугам, работающим там, вырезали языки, чтоб не могли никому рассказать, что они там видят.