— Жаль. Мои ребята совсем на бобах, а немцы бродят по всем лесам. Боеприпасы остались с обозом в дивизии, другие патроны нам не подходят, раздобыли пяток автоматов, для них берем боеприпас у немцев.
— Мне все равно в полк, — вмешался Яан. — Пойду- ка я с вами, может, удастся выторговать у начснаба хоть ящик.
Калниньш с признательностью посмотрел на него и кивнул:
— Было бы хорошо. Война только начинается.
Он подвинулся ближе, посмотрел в упор сперва на одного, потом на другого и убежденно произнес:
— Нам с вами, латышам и эстонцам, тем, кто остался в Красной Армии, надо воевать лучше, чем могут позволить себе другие. Потому что у нас кое-кто в самом начале войны махнул в лес или потом перебежал в бою. Пусть никто не сможет ткнуть пальцем: вот, мол, латыши и эстонцы — люди ненадежные, а к тому же шкурники, воюют они паршиво, нельзя им доверять. Один негодяй может испортить доброе имя всего народа, наш долг снова восстановить честь нации!
После столь торжественной декларации Калниньш немного помолчал и только спустя некоторое время добавил:
— Ничего не поделаешь. Мне до сих пор еще никак не удавалось договориться с судьбой, чтобы я непременно оказывался на той стороне, которая берет верх. А вам?
Он повернулся и направился к своим бойцам. Увидев идущего командира, бойцы без приказа начали вставать и собираться в дорогу.
Яан пожал Нийтмаа руку.
— Ну, держись, — только и сказал он. — Чего мне тебе еще пожелать.
— Наверное, чтобы немец шел спокойно, помалу, чтобы ребята успели набить руку и нервы закалить, — улыбнулся Нийтмаа. — Да разве еще и того, чтобы я наконец-то увидел хоть один наш самолет, пусть он будет последним «кукурузником», — в глазах уже сплошная рябь от этих крестов, даже в небо взглянуть тошно!
— Легкого снаряда, что ли, твоим пушкам… может, в следующий раз встретимся где-нибудь, где поспокойнее, — добавил Яан и пошел.
«Главное, чтобы мне их не сильно разворачивать пришлось», — отметил про себя Нийтмаа.
Отряд Калниньша уже построился, и, когда подошел Яан, капитан скомандовал шагом марш.