И тогда мы скоро полетим на Марс, если только нам это будет нужно (СИ)

Сначала о принимаемых мной в дурдомах таблетках. Их мне давали и дают сначала на Арсеналке, затем в Дружноселье во всё моё пребывание в этих психбольницах. На Арсеналке было заведено растворять их в маленьких баночках. Как же противно было мне пить эту горечь, супергоречь, на протяжении четырёх лет каждый день! Которую ничем не заесть и не запить. В Дружносельской психбольнице в этом плане было легче. Таблетки давали в сухом виде, давая их запивать, так что горечи во рту не было. И то хорошо! Таблетки иногда менялись врачами. Чего только мне не приходилось переносить из-за даваемых мне таблеток и уколов! Как мне было от них плохо. Врачи просто садисты какие-то! Кроме ежедневных таблеток, даваемых 3-4 раза в сутки, были уколы, ежедневные и длительного действия, делаемые в зад 2 раза в месяц. Последние, так называемые прологаторы, стали мне делать после моей схватки с Петей Смыковым. Процедурная медсестра, делающая уколы, сказала мне, что пролонгаторы, или пролонги, мне назначили для того, чтобы я был спокойным, а не буйствовал. Как будто они были нужны мне, эти пролонги! Как будто я буйный!

А однажды, ещё летом 2014 года, был вот какой случай. Сосед по палате Андрюха Числов, конченный псих и дурак, попросил меня помочь ему составить обращение к прокурору. Я помог, ничего от себя не прибавляя, а только формулируя его тык-мыки в складные предложения. Ведь по Закону об оказании гражданам психиатрической помощи у них имеется такое право, обращаться в прокуратуру. Реакция врачей была в этот же день. Числову и мне были назначены больнющие уколы. Разовые. И приходит ближе к вечеру в тот же день в палату Анна Ивановна и спрашивает меня:

- Ну что, вы поняли, зачем я прописала вам укол?

- Да, понял. В связи с моей помощью в составлении обращения к прокурору Числову.

- Я так и думала, что вы сразу поймёте, вы же не дурак.

И она ушла из палаты, а на следующий день снова заходит и говорит:

- Я пришла к вам с просьбой простить меня: я могла обойтись без назначения вам укола, но совершила ошибку, назначив его вам.

Вот такая врач Анна Ивановна!

Снятие запрета мне пользоваться компьютером произошло спустя 2 месяца, то есть в ноябре. Вот как это произошло. Я подхожу к заведующей отделением Маргарите Александровне и говорю:

- Маргарита Александровна! Вот уже прошло 2 месяца, как я наказан вами запретом пользоваться компьютером и Интернетом. Может, хватит уже. И вы мне снова разрешите ими пользоваться.

- Это не наказание, я ещё раз говорю вам. Больницу до сих пор трясёт от вашего обращения к Президенту. Компьютер разрешаю, но только без Интернета.

Вот какая у нас в больнице ситуация. Это когда на дворе XXI век! Время убиваем зря без Интернета. А ведь у меня к моменту его запрещения с одним издательством уже было всё на мази по поводу издания моей Книги! Но ничего! Больничный персонал и все-все-все, кто мешает мне жить, будут наказаны мною. Рано или поздно. Дождавшись психоневрологического интерната я в нём разовью судебную деятельность с требованием возмещения мне морального вреда в многомиллионной сумме. 100 миллионов евро или больше - по 10 миллионов за каждый год моих страданий начиная с 2003 года! Конечно, вряд ли российский суд даже в высшей инстанции возместит мне мой денежный запрос. И пройдя все российские суды по инстанциям я обращусь в Европейский суд по правам человека в Страсбурге. Но когда же это будет, торжество справедливости - я не знаю.

А ещё в декабре 2014 года был вот какой случай. Для начала скажу, как спят пациенты на 8-ом отделении. Ночью с 21.00 до 7.00 и днём с 13.00 до 16.00. Согласись, здоровый читатель, что тебе, здоровому человеку столько спать - это много и не нужно, и тяжело. Так вот, как то раз в декабре я не сплю в тихий час днём, а хожу по палате взад вперёд в тихих тапках, то есть не топая, и в наушниках слушаю музыку. Мимо моей палаты проходит сестра-хозяйка, то есть даже не медсестра и не санитарка, и говорит мне:

- Павлов! Ложись в кровать! Тихий час.

- Я не хочу спать, - отвечаю я.

- Всё равно ложись. В тихий час все должны лежать.

- Я никому спать не мешаю. У меня тихие тапки. Видите, все спят.

- Всё равно ты должен лежать!

- Здесь что, концлагерь?

- А ну давай ложись!

Больше я не знал, как возразить сестре-хозяйке Марине Анатольевне на её требование мне лечь на кровать, и я неожиданно для неё повышенным громким голосом послал её дальше некуда на три буквы:

- Идите на...! - ну, вы поняли куда.

От неожиданного посыла сестра-хозяйка заткнулась, а на мой громкий голос прибежала старшая медсестра Татьяна Владимировна, и я ей объяснил ситуацию. Татьяна Владимировна выслушала мой аргумент, что здесь не концлагерь и не стала принуждать меня лечь на кровать, и удалилась.

А на следующий день мне Анна Ивановна назначила больнющий укол. Вот так! А что касается сестры-хозяйки, так она после этого случая стала со мной более вежливая при выдаче чистых пижам и полотенец в банный день.