Читаем И тогда оно упало мне в руки полностью

И тогда оно упало мне в руки

— Ну как он мог со мной так поступить?

— Знаешь... Я тоже через это прошла. Меня вообще променяли на сумчатых.

— Но я бы никогда не бросила Тома, никогда! — в отчаянии восклицает Джас. Она уже завелась и не может остановиться. Тогда я сунула ей в руки лошадку Чарли и побежала вниз, ведь человеку нужно оказать скорую помощь.

Влетаю в кухню, чтобы налить лекарственный кофе с молоком и прихватить парочку «Джемми доджерсов». Либби тоже здесь: пенкой для волос она пытается сделать Горди чуб а-ля Элвис Пресли. А мутти подшивает свой карнавальный костюм для вечеринки «Властелин Колец». Что-то я не очень уверена, что в этой книге фигурирует проститутка, но ручаться не могу — я отложила книжку при первом же упоминании о хоббитах.

— Мам, — говорю я. — Ты все ругаешь меня за плохие оценки по поведению, а папу, между прочим, прогнали с трибуны, потому что он обзывал судью женским именем Морин. И очень тебя прошу: запрети ему надевать на вечеринку зеленые лосины.

— Зря ты так. У твоего папы очень красивые ноги.

Она что, вообще?

— А что с Джас? — спрашивает мама. — Она говорит, у нее с Томом какие-то проблемы.

— Просто он на полгода уезжает в Новую Зеландию. А там овец больше, чем людей.

— Боже, как грустно, — говорит мама.

— О бозе, о бозе, о бозе... — повторяет Либби. Только не думайте, что она кому-то сочувствует.

— Нормально, а меня ты пожалела? — возмущенно говорю я маме. — Меня тоже бросили ради каких-то несчастных вомбатов.

Тут в кухню вваливается вати — достает из холодильника пиво и огромный кусок сыра. Подмигивает нам и говорит:

— Как жестянка, девчонки? — И уходит.

Я пристально смотрю на маму и говорю:

— Грустно, когда тебя бросают ради вомбатов. Но еще грустнее быть замужем за вомбатом.

— Не груби, — говорит мама. — У тебя могли быть папы и похуже.

В кухне повисла долгая грустная пауза. И слышно, как в гостиной кто-то громко пукает.

Ой, мое молоко закипело. Я хлопочу, завариваю нам с Джаской кофе.

— А что у тебя с Дейвом Смехотурой? — интересуется мама.

— Ха.

— Неужели тебе больше никто не нравится?

Увлекшись заваркой кофе, я случайно сболтнула:

— «Стифф Диланз» взяли нового солиста, зовут Масимо, он итальянец, и очень классный.

Черт. Зря я сказала. Вообще-то родители существуют не для откровенных бесед, а для вытягивания денег. Откровенные беседы с мамой? Ну я размечталась. Она слышит только себя любимую:

— Ой, у меня однажды был парень-итальянец. Мы от школы поехали на экскурсию в Римини[53], там я с ним и познакомилась. Знаешь, у него были такие густые волосы, что все расчески ломались. Мы как-то пришли на пляж и обомлели: девица в одних бикини села на мотоцикл и прямо так укатила.

— В одних бикини?

Мама молча кивает.

— Надо же, — говорю я. С развевающимися на ветру нунгами?

— Да, причем у нее был довольно большой размерчик.

— Бедные водители. Она ведь создавала аварийную ситуацию.

— Я так и сказала об этом моему итальянцу. И знаешь, что он ответил?

— Что?

— До сих пор не знаю. Он не говорил по-английски, а я — по-итальянски.

И мама дико рассмеялась, а вслед за ней и Либби.

Ну и нравы в этой Стране Вечно Кудрявых Макарон.

20.45

Сверху из моей комнаты раздается жалобный голос:

— Джорджия, ты где?

У меня в комнате, временно являющейся Комнатой Разбитых Сердец.

Мы с Джаской забрались на кровать, едим «Джэмми доджерсы» и пьем кофе с молоком. В перерывах между чавканьем и причмокиванием Джаска интересуется:

— Как бы мне удержать Тома?

Тут из меня поперла такая рассудительность:

— Ну... Этот вопрос следует рассматривать с двух точек зрения.

— С правильной и неправильной?

— Нет, Джас. Нужно понимать, как думают «юбки» и как думают «брюки». То есть девушка и парень.

Джаска так заинтересовалась, что даже чавкать перестала.

— Так вот, — продолжаю я. — «Брюки» хотят поехать к брату, чтобы слиться в экстазе с широким ассортиментом овощной продукции. Но «юбка», то есть ты, этого вовсе не хочет.

— Ну да. И как мне быть? Как-нибудь помягче отговорить его?

Я грустно качаю головой. Я чувствую себя мудрым седобородым старцем, вокруг которого собрались ученики, внимающие моей мудрости:

— Нет, Джас, нет. «Юбка» никогда не поймет «брюки». Стоит тебе проявить насилие, «брюки» упрутся рогом.

— Брюки упрутся рогом?

— Именно. «Брюки» хотят расправить крылья и улететь, а не висеть в затхлом шкафу, который ты называешь счастливой жизнью.

— Да? А может брюкам очень даже нравится висеть в этом шкафу?

— Так бывает только в начале отношений. Но от долгого висения в шкафу «брюки» задыхаются — их начинает поедать моль.

— Да? — Джаска вздохнула. — Значит, нужно выпустить брюки на свободу — пускай летят?

— Думаю, что так.

Джаска сидит такая задумчивая и понимающая, что я даже испугалась.

— Ладно, — говорит Джаска. — Пускай летят. Но без Тома.

Как же она меня утомила. Я провожу такие блестящие философские аналогии, но для Джаски брюки так и остались просто брюками.