И только море запомнит

О’Райли опирается на резные перила, щурится, вглядываясь в толпу и считая головы: три, шесть, двенадцать… Добрых тридцать человек, быть может, дальше, в темноте, есть еще кто-то. Не вся команда, уже хорошо. Но другие переметнутся на сторону победителей. У нее нет здесь преданных и верных, кого нельзя подкупить. Нет тех, кому можно доверять, – с того самого дня крушения «Острого лезвия». Вперед выступает патлатый кубинец, держащий на вытянутой руке лампу. Он поднимает ее так высоко, что теперь Моргана точно может рассмотреть его рожу: крупный нос с горбинкой, щетина да черная повязка на голове. И есть что-то в этой черной повязке, что ясно и отчетливо говорит: это главарь, все тридцать с небольшим человек собрались под его началом, чтобы высказаться.

Хмурясь, Моргана впивается кончиками пальцев в дерево и подается вперед. Королева смотрит на подданных-бунтовщиков с балкона своего роскошного дворца, свысока и с презрением.

– Мы не договаривались так, О’Райли, – начинает кубинец. – Ты сыплешь баблом и обещаешь богатство, но засунула язык в жопу и не говоришь, куда мы плывем. Шепчешься только с Колманом да с этим петухом грязным.

Только и успев остановить Джеффри, чтобы тот не начал рассказывать, что, конечно, он никакой не петух, а уж если его хотят звать по кличке, то пусть величают Бакланом, Моргана кивает кубинцу. Пусть продолжает. Ничего нового она не услышит.

Часть команды возмущена, потому что никто не занимается добрым пиратским дельцем – грабежом и разбоем. Рано или поздно это произойдет на любом корабле, если понабрали не моряков с китобойных судов и бывших военных, а настоящих головорезов. Им подавай только абордаж да хорошую драку после вечерних карт.

– Но хрен с ним, куда там тебя несет. Никто не соглашался на вот эту чертовщину, – несколько голосов поддакивают, но весьма слабо. Может, не уверены в надежности голоса их воли, а может, у них есть и свои какие-то недовольства, которые хочется высказать.

Моргана еще раз кивает.

– Хочешь сдохнуть и нас с собой на дно утащить? Чокнутая дура!

Кубинец плюет на белые доски юта. Поджав губы, О’Райли кидает короткий взгляд на Колмана, затем переводит обратно на толпу. Еще один голос добавляет:

– Да высадить ее к чертовой матери на том острове, с которого мы только что отплыли. И дружков ее туда же!

– И пусть подохнет.

– Женщине на корабле не место!

– За борт ее. По доске – и за борт!

Джеффри обеспокоенно кладет ладонь на рукоять шпаги, а вот Моргана не скрывает улыбки. И кончик шрама кривится, а изуродованное лицо и вовсе светится безумным ликованием. На ее корабле никто не будет диктовать ей правила, а если кто-то захочет – она сама отправит наглеца на тот свет.

– Как тебя зовут?

– Освальдо.

– Так вот, Освальдо. Кто же сейчас поднимется на капитанский мостик, свяжет меня по рукам да заставит идти по доске? Ты? – иронически интересуется Моргана. И злобное торжество вспыхивает в ее глазах голубым огнем. – Или, может, вон тот, – капитан кивает, – с плешивой башкой? Кто из вас, отбросов, осмелится взять и отправить меня, Моргану О’Райли, за борт?

Разведя в стороны руки, Моргана демонстрирует, что она безоружна. И на время воцаряется тишина, пока Освальдо не выдает короткое «да». О’Райли хмыкает, а Колман тянется за пистолетом на поясе.

Моргана направляется к лестнице. Она медленно спускается по ступеням и, поравнявшись с кубинцем, глядя на него исподлобья, произносит:

– Ты такой смелый, когда за твоей спиной тридцать человек, да? Думаешь, что этого достаточно, чтобы справиться с какими-то тремя, на твой взгляд, беспросветными идиотами, не смыслящими в пиратском деле ничего? – Она заводит руки за спину, сцепляет их в замок, чувствуя холод кольца-печати на пальце. – Но что, если я скажу, что вы теперь все – ха! – обречены на смерть? Видели тот черный туман и тот галеон? Он теперь идет по ваши души только потому, что каждый из вас ступил на борт моего судна. И спасти вас смогу только я. Но, спрашивается, для чего же мне вас спасать, если вы решили от меня избавиться?

Осторожно О’Райли подбирает слова. Они сеют смуту в рядах незадачливых бунтовщиков. Взрослые мужчины переглядываются, молодняк, коих не так уж и много, и вовсе отходит в сторону.

– Врешь, – с вызовом бросает кубинец.

Моргана качает головой, не скрывая злой насмешки. Женщины часто слабы умом, по мнению мужчин, и быстро теряют рассудок. Слабые, несчастные и глупые. Но О’Райли сильнее, умнее каждого в этой толпе. И даже не обязательно угрожать ножом и подправлять им личико.

– Зачем мне врать? – она ведет плечом, вскидывает выше голову.

Руки приходится расцепить. Моргана уже и забыла, каково чувствовать кожу на левой ладони. Раздражение и злость на глупость мужчин заставляют кончики пальцев покалывать, О’Райли выводит руку перед собой. Тонкие голубые молнии подсвечивают ногти и шрамы на кисти.

Может, Колман и прав и стоит прислушиваться не только к всепоглощающему и испепеляющему чувству вины. Она подносит руку к носу Освальдо.