И только море запомнит

Моргана вонзает нож в столешницу из красного дерева, делает глоток из бокала и осушает зараз почти наполовину. Правду говорят, по сравнению с оскорбленной женщиной фурия в аду – ничто. Бентлей переводит взгляд на кинжал. Неприязнь блеклой тенью проскальзывает по его лицу. Портить такую вещь, и ради чего? Чтобы показать варварские нравы?

Ей не идет быть дикаркой. Плавность жестов и речей не соответствует тому образу, что она на себя натянула, как не соответствует размеру сорочка на теле.

– Я играю с огнем, но по сравнению с вами, Кеннет, я буря, с которой вам никогда не справиться. Ни вашими никчемными запугиваниями, ни шантажом, ни кнутом, ни пряником. Вы хоть знаете, каким сильным бывает гнев женщины, которую вечно подавляли? Вам не захочется встретиться с ним лицом к лицу.

Она права, но мысли не подчиняются перепившему Кеннету.

– Однако вы все еще ведете меня к Сфере. Не было попыток сбежать. Отравить. Или устроить диверсию. Если бы не слышал о Моргане О’Райли, я бы назвал вас… – Бентлей еще раз делает глоток, выбирая самое подходящее слово… слова. – Послушной девочкой.

Бокал с бренди летит на пол. Содержимое разливается в полете. Осколки разлетаются в стороны. Нож опять в ее ладони, а сама девушка на его коленях. Молниеносно и стремительно, не успевает дернуться даже глаз.

– Следи за языком, щенок. Или плохо кончишь. Я не предупреждаю дважды.

Бентлей выдыхает. Настолько близко она еще никогда не была к нему. И в скупом свете нескольких свечей тень ласково касается ее кожи. На шее – татуировка, лорд кончиками пальцев касается рисунка.

– Я предпочту кончить в Лондоне. Верхом на коне. Вокруг парад. Люди в раболепной любви. И вы… О’Райли… – Кеннет медленно моргает, подается вперед, лезвие давит на горло, но он не останавливается. Моргана его не убьет. Лишь показывает зубки, как послушная собака, которая никогда не укусит хозяина. – Мне в этом поможете. А теперь… как жаль, что вы наконец-то уходите.

Резкая пощечина. Лорд не успевает перехватить ее ладонь – удивительно тяжелую, хоть и тонкую, со слишком длинными, на его вкус, пальцами. Не кулак в нос, не удар под дых. Именно пощечина. Леди.

Моргана поднимается и молча направляется к дверям, только когда он видит, как стоит колом от потемневшей крови рубашка на спине, затуманенный алкоголем мозг просветляется. А может, его отрезвляет и пощечина. Он выпил слишком много, чтобы мыслить здраво, но слишком мало, чтобы окончательно выбросить из памяти подрагивающие мускулы на спине и тонкие женские руки в мозолистых лапах офицеров.

– Мисс О’Райли, – с напускной строгостью произносит Кеннет, стучит пальцем по столу. Он не потирает место удара, хотя оно саднит. И точно остался след. Со вздохом он произносит что-то, похожее на просьбу: – Не через дверь. Будьте гостем если не званым, то хотя бы любезным. Мне даже страшно представить, что будет с вами, если решите пройтись по «Приговаривающему». Ночью. Из моей каюты.

Лорд опускает взгляд. С секунду он думает. И то, что приходит ему на ум, совершенно не соответствует его предыдущим словам. Он окончательно теряет контроль над собой. И это одна из тех вещей, которых он боится. Ему не страшно потерять голову, но как же он опасается потерять лицо.

Бентлей выдвигает ящик стола, из которого достает чистую ветошь и несколько крохотных пузырьков.

– И… Задержитесь… Когда-то я предавался точным и естественным наукам. Медицине в том числе.

– Думаете, что можете вот так легко заставить меня сменить гнев на милость? Моя благосклонность дорого стоит.

Равнодушие, каким сквозит ее голос, почти раздражает, почти оскорбляет и доводит до исступления.

– Если бы я хотел купить вашу благосклонность, заплатил бы стерлингами. – Лорд откидывается на спинку кресла, подзывая Моргану к себе. – Я знаю, на что способны ваши врачи. Ничего, кроме грязных тряпок и рома, в их распоряжении нет.

Она сдерживает порыв. Плохо, но сдерживает. Несколько раз сжимает ладонь – признак того, что Моргана взвешивает, насколько будет удовлетворена, если начнет драку, переходящую в кровавую резню. Кеннет знает, что ей не выгодно его избиение. Но даже если это не так, он не позовет на помощь. Самообладание Моргана возвращает себе только через стиснутые кулаки и шумный выдох через нос. О’Райли делает шаги по направлению к нему – один, второй, третий, пока бедром не равняется с краем стола. В очередной раз поворачивается и поднимает сорочку, буквально отрывая присохшую ткань от израненной спины. Дело не из приятных, но даже если Моргана шипит, то делает это настолько тихо, что Кеннету и не слышно. Она оставляет болтаться ткань где-то в районе шеи, чтобы еще прикрывала и плечи.