И только море запомнит

Оставалось только слушать и не перебивать. Особенно если Джеймс пригубил больше, чем полагалось. Он мог и огреть ее пустой кружкой по затылку. Но потом обязательно жалел, щурясь и сетуя на собственную нетерпимость к молодым заносчивым юнгам. Моргана схватывала все на лету. Блэк улыбался, сверкая зияющей пустотой, образовавшейся из-за отсутствия двух передних зубов, звал ее «циферником», но не насмешливо-издевательски, а даже как-то гордо – умножать и складывать на том корабле могли единицы. Грамотными считались и те, кто мог написать свое имя. О чтении говорить не приходилось.

А потом старик помер. И все карты достались ей. Но не почет и уважение «сослуживцев».

Круглый стол завален записями офицеров Кеннета. Совершенно бесполезными, неинформативными записями, сделанными разными почерками. Среди офицеров, вероятно, есть сознательные и умные люди, но ни один из них не описал толково все, что увидел. Кто-то писал о названиях стран, морей и океанов, кто-то пытался сопоставить неназванные острова с уже существующими, а кто-то просто переписал координаты возможной точки, к которой их приведет новый маршрут. Вот только сверившись с географическим атласом, Моргана осознала, что этот неизвестный глупец начиркал координаты Лондона, не желая, вероятно, трудиться на благо лорда. И единственный вывод, который О’Райли может сделать на основании этих записей: мужчины только пытаются выглядеть умными.

На самом деле, сейчас бы она не отказалась от разговора с Оливером Спарксом. Каким бы снобом, педантом и негативно настроенным человеком по отношению к ней он ни был, агент явно смыслит больше всех вместе взятых на «Приговаривающем». Не зря лорд так его ценит. И Моргана, наверное, тоже начала бы его уважать, если бы Спаркс не пытался отчаянно согнуть ее волю и не совал нос не в свои дела.

Капитан откладывает в сторону инструмент, берется за карандаш. Если она правильно отметила сама точку на карте, то их маршрут должен пролегать через Саргассово море. И прямиком до Бермудских островов. Им предстоит двигаться мимо Гаити и пройтись вдоль побережья колоний где-то в районе порта Чарльстон. Довольно оживленный торговый маршрут между Англией и подконтрольными ей территориями. Неужели никто за столько веков не освоил те острова и не нашел величайший из артефактов?

Возможно, она ошибается. Моргана поднимается из-за стола, подходит к карте и берет линейку. Они могли бы сделать остановку в Коберн-Тауне, где когда-то высадился Понсе де Леон, повторить его великий путь. Однако Багамские острова – не их цель. Искал ли на самом деле конкистадор Хуан то, что ищут Моргана и Кеннет? Или его путешествие ограничивалось лишь источником вечной молодости – еще одной неподтвержденной легендой?

Теперь на историю Понсе де Леона О’Райли смотрит по-другому. Если существует огромная карта мира, показывающая не то будущее, не то прошлое человечества, то почему бы не существовать источнику, который дарует старикам молодость, а больным – жизнь. Очередное подтверждение, что вера в детские сказки и истории никогда не была так вредоносна, как твердила мать.

«Да, пожалуй, так и стоит поступить», – они остановятся в Коберн-Тауне, посмотрят издалека в сторону Тортуги и, минуя Багамы, отправятся в Нассау, где и попытаются справиться с кризисом ирландско-английских отношений. Моргана постукивает пальцем по карте, обводит кругами две остановки. Кеннет останется доволен, если у нее будет план. Он не станет цепляться и вертеться под ногами, а у нее появится время подумать о том, как сбросить хвост и умчаться в неизвестность, подгоняемой угрозами быть вздернутой на виселице. И тут уже никакая амнистия не будет действительна.

Моргана откладывает карандаш, переводит усталый взгляд в сторону и останавливается на зеркале в углу. Она подходит к нему и сдергивает ветошь, поднимающую облако пыли. На пол падают несколько клопов. И капитан давит их носком сапога, пока гады не успели разбежаться в разные стороны. Хорошо, что не тараканы, хотя недавно она поймала одного в собственной тарелке. И выбросила к свиньям пресную похлебку кока Пилара.

Протерев зеркало рукавом камзола, О’Райли ногой придвигает косой табурет ближе и опускается на него. Каждое ее утро дома, в поместье отца, начиналось с туалета. Она садилась перед зеркалом, и две служанки – Мари и Оливия – бережно заплетали ей волосы. Морриган прихорашивалась и улыбалась, немного кривляясь: то вскинет брови, то надует губы или покажет язык пухлой Мари. Теперь же она не смотрит в зеркало даже по праздникам.

Привыкнуть к собственной дефектности некогда красивая девушка все еще не может. Моргана касается кончиками пальцев щеки, рассеченной на две части. Кривой шрам извивается. Рука одного из мучителей дрогнула, когда корабль ушел в правый крен. Ржавое лезвие полоснуло неуверенно, но резко. Затупленный клинок не рассекает плоть. Он немилосердно разрывает ее, оставляя глубокую рану, которой уже никогда толково не затянуться.