И увидел остальное

— И объясню. Мы без конца исследуем ориентационные способности животных, ломаем себе голову над бионическим моделированием, обрастаем горами приборов — один сложнее другого. И мы забыли, черт побери, что мы тоже живые! Человек не рождается с термометром под мышкой. Термометр находится в нем самом, как и многое другое. Приходилось вам видеть змею?

— Змею? — ошалело переспросил Новиков.

— Да, змею — ту самую, которая в древности была символом мудрости. Так вот, змея ощущает изменение температуры на одну тысячную градуса, это известно давным-давно. Есть бабочки, которые воспринимают одну молекулу пахучего вещества на кубометр воздуха. Одну молекулу! Но человек был всем и рыбой и птицей, и он сейчас проходит все эти стадии в эмбриональном развитии. А родившись, немедленно хватается за приборы…

— Позвольте, Сергей Сергеич…

— Не позволю! — Резницкий угрожающе помахал мокрой туфлей. — Мы носим в себе великолепный природный аппарат для восприятия широчайшей информации об окружающем мире — и сами же глушим его, ибо то, чем не пользуются, атрофируется…

У него не хватило дыхания. Новиков немедленно воспользовался паузой:

— Разрешите мне все-таки сказать. Может, вы и правы насчет инстинктов. Но как понимать то, что творится с Володей? Истинно человеческое, вы говорите? Значит, но вашему мнению, у Заостровцева всего лишь пробудился инстинкт ориентации в пространстве, который дремлет у нас в подкорке? То, что изначально связывает человека с его предшественниками на Земле, со всякими там рыбами и змеями?

— Видите ли, Алеша, если взять суммарное воздействие магнитного и гравитационного полей…

— Не согласен! Простите, Сергей Сергеич, я не согласен. Наденьте на птицу скафандр и забросьте ее в Космос. Ни черта не сориентируется она, скажем, в Ю-поле.

— Конечно, в условиях, не похожих на земные…

— Значит, инстинкт тут ни при чем! Здесь что-то новое. Качественно новое. — Новиков усмехнулся. — Вы провозглашаете анафему приборам, а ведь то, что случилось с Володей, — результат воздействия прибора. Надо уж признаться, Сергей Сергеич. Прибор-то основан на схеме из вашей последней статьи…

— Я это заметил, — сказал Резницкий, задумчиво глядя на Новикова. — Из моей схемы и вашей отсебятины получился удивительный биогенератор. Как эта штука работает, я пока представляю себе весьма смутно. А вот результат налицо — Заостровцев.

— Почему же со мной ничего не произошло?

— Откуда я знаю? Очевидно, сказались индивидуальные особенности. Кроме того, я не уверен, что с вами завтра или через неделю не произойдет чего-нибудь экстраординарного.

— Вы так думаете? — Новиков обеспокоенно уставился на биофизика.

— Да не в этом дело. Необычайно важен сам факт… Трансцензус! Резницкий вскочил, забегал по комнате. — Именно трансцензус! Переход границы, считавшийся недозволенным… Новый этап познания, качественный скачок в развитии человека. Ай-яй-яй! Вы не можете понять всей грандиозности… впрочем, и я еще не могу охватить в полной мере…

— Нужно ли это, Сергей Сергеич?

Резницкий круто повернулся, стал перед Новиковым, недоуменно помигал.

— Что — нужно?

— Ну, этот ваш трансцензус. Все-таки удобнее и проще пользоваться приборами, чем…

— Да, да, понятно, — быстро сказал Резницкий. — Человек не вправе по собственному усмотрению менять самого себя — вы имеете в виду это? Тут мы, наверно, не найдем общего языка.

— Я имею в виду… Извините, Сергей Сергеич, я думаю сейчас не о человечестве. Я очень боюсь за Володю.

Биофизик опять зашагал по комнате.

— В одном я уверен, — сказал он после долгого молчания: — емкость человеческого мозга вместит такой поток информации.

Он сказал это твердо, но вид у него был немного растерянный — так по крайней мере показалось Новикову.

— Идемте к нему. — Резницкий направился к двери.

— Погодите, Сергей Сергеич. По-моему, вам надо обуться.

— Ах да, — сказал биофизик.

Они спустились этажом ниже. Володи дома не оказалось.

Они засели в его комнате и взялись за видеофон. Они обзвонили библиотеки, лаборатории и вообще все места, где мог находиться Володя. И отовсюду отвечали: "Нет, не был".

— А может, он у той девушки, — начал Резницкий, — из-за которой…

— Исключено, — сказал Новиков. — Впрочем, на всякий случай.

На экране появилась верхняя половина Тосиного лица — видно, она вплотную подошла к аппарату.

— Не был, — сказала она.

Экран сразу потух.

Они просидели до поздней ночи. Беспокойство перешло в тревогу.

* * *

— Что-то они сегодня затянули дождь,

— Что? — спросил Володя.

Она пристально посмотрела на его каменное лицо.

— Мне кажется, ты все время к чему-то прислушиваешься. И совсем не слышишь меня. — сказала Тося.

— Да нет, я слышу. Ты сказала про дождь…

Тося прошла по беседке, в которую их загнал ливень.

Подставила ладонь струйке, стекавшей с крыши.

— Володя, почему ты избегаешь меня? Я ужасно волновалась, когда вы там, у Юпитера, молчали так долго.

Володя не ответил.