И увидел остальное

— У вас очень мило, — сказал он. — А я, знаете, с удовольствием прошелся босиком. Древний инстинкт человека…

«Инстинкты, инстинкты, инстинкты», — мысленно пропел Новиков на мотив «Хлореллы».

— Вот что, Алексей, — заговорил Резницкий, пришлепывая босыми ногами по натекшим лужицам. — Я считаю, что ваш друг достаточно отдохнул. Пора взяться за работу.

— За какую работу?

— Его состояние требует серьезного исследования.

— Вряд ли он согласится.

— Почему? — удивился Резницкий.

— Тяготит его эта история, Сергей Сергеич. Знаете, что он мне сказал? Хочу, говорит, быть нормальным человеком, не ведуном каким-то… Приемником информации…

Резницкий схватился за голову, закричал: — Как он не понимает! То, что с ним происходит — это и есть истинно человеческое!

— Попробуйте объяснить ему, — хмуро сказал Новиков.

— И объясню! Мы без конца исследуем ориентационные способности животных, ломаем себе голову над их бионическим моделированием, обрастаем горами приборов — один сложнее другого. И мы забыли, черт вас всех побери, что мы тоже живые! Человек не рождается с термометром под мышкой! Термометр сидит в нем внутри, как и многое другое. Приходилось вам видеть змею?

— Змею? — ошалело переспросил Новиков.

— Да, змею, — ту самую, которая в древности была символом мудрости. Так вот, змея ощущает изменение температуры на одну тысячную градуса, это известно давным-давно. Есть бабочки, которые воспринимают одну молекулу пахучего вещества на кубометр воздуха. Одну молекулу! Но человек был всем и рыбой и птицей, он и сейчас проходит все эти стадии в эмбриональном развитии. А родившись, немедленно хватается за приборы…

— Позвольте, Сергей Сергеич…

— Не позволю! — Резницкий угрожающе помахал мокрой туфлей. — Мы носим в себе великолепный природный аппарат для восприятия широчайшей информации об окружаюшем мире — и сами же глушим его, ибо то, чем не пользуются, атрофируется…

У него не хватило дыхания. Новиков немедленно воспользовался паузой:

— Разрешите мне все-таки сказать. Может, вы и правы насчет инстинктов. Но как понимать то, что творится с Володей? Истинно человеческое, вы говорите? Значит, по вашему мнению, у Заостровцева всего лишь пробудился инстинкт ориентации в пространстве, который дремлет у нас в подкорке? То, что изначально связывает человека с его предшественниками на Земле, со всякими там рыбами и змеями?

— Видите ли, Алеша, если взять суммарное воздействие магнитного и гравитационного полей…

— Не согласен! Простите, Сергей Сергеич, я не согласен. Наденьте на птицу скафандр и забросьте ее в космос. Ни черта не сориентируется она, скажем, в Ю-поле.

— Конечно, в условиях, не похожих на земные…

— Значит, инстинкт тут ни при чем! Здесь что-то новое. Качественно новое. — Новиков усмехнулся. — Вы провозглашаете анафему приборам, а ведь то, что случилось с Володей — результат воздействия прибора. Надо уж признаться, Сергей Сергеич: прибор-то основан на схеме из вашей последней статьи…

— Я это заметил, — сказал Резницкий, задумчиво глядя на Новикова. — Из моей схемы и вашей отсебятины получился удивительный биогенератор. Как эта штука работает, я пока представляю себе весьма смутно. А вот результат налицо — Заостровцев.

— Почему же со мной ничего не произошло?

— Откуда я знаю? Очевидно, сказались индивидуальные особенности. Кроме того, я не уверен, что с вами завтра или через неделю не произойдет чего-нибудь экстраординарного.

— Вы так думаете? — Новиков обеспокоенно уставился нa биофизика.

— Да не в этом дело. Необычайно важен сам факт… Трансцензус! — Резницкий вскочил, забегал по комнате. — Именно трансцензус! Переход границы, считавшийся недозволенным… Новый этап познания, качественный скачок в развитии человека. Ай-яй-яй! Вы не можете понять всей грандиозности… впрочем, и я не могу охватить в полной мере…

— Нужно ли это, Сергей Сергеич?

Резннцкий круто повернулся, стал перед Новиковым, недоуменно помигал.

— Что нужно?

— Ну, этот ваш трансцензус. Все-таки удобнее и проще пользоваться приборами, чем…

— Да, да, понятно, — быстро сказал Резницкий. — Человечество не вправе по собственному усмотрению менять само себя — вы имеете в виду это? Тут мы не найдем общего языка. Я имею в виду…

— Извините, Сергей Сергеич, я думаю сейчас не о человечестве. Я очень боюсь за Володю.

Биофизик опять зашагал по комнате.

— В одном я уверен, — сказал он после долгого молчания: — Емкость человеческого мозга вместит такой поток информации.

Он сказал это твердо, но вид у него был немного растерянный — так по крайней мере показалось Новикову.

— Идемте к нему. — Резницкий направился к двери.

— Погодите, Сергей Сергеич. По-моему, вам надо обуться.

— Ах да, — сказал биофизик.

Они спустились этажом ниже. Володи дома не оказалось.

Они засели в его комнате и взялись за видеофон. Они обзвонили библиотеки, лаборатории и вообще все места, где мог бы находиться Володя. И отовсюду отвечали: «Нет, не был».

— А может, он у той девушки, — начал Резницкий, — из-за которой…

— Исключено, — сказал Новиков. — Впрочем, на всякий случай.