И в беде мы полюбим друг друга

Она отпила большой глоток, и ни слова. Как будто грошовую кислятину попробовала.

– Ну а я сейчас посмотрю, что ты там мне подарила!

– Да ты не торопись, спешить некуда.

– Ты меня знаешь, я нетерпеливая!

Я развернула сверток под тревожным взглядом Алисы и увидела… вязаный шарф… ну… просто замечательный! Темно-синий, с розовыми сердечками и зелененькими звездочками. Нельзя сказать, чтобы модный (на моду мне вообще наплевать), но на первый взгляд… удивительный. И я себе сказала: Алиса же выбрала его не случайно в последнюю минуту, она все взвесила, все обдумала. Наверное, она хотела мне что-то сказать этими сердечками и звездами? Синий – цвет надежды, сердечки – ее любовь ко мне, а звезды? Что же они такое? Небо? Широта? Будущее? Все может быть. Цвета, конечно, так и кричат, но это чтобы меня оживить немного, а то я ношу только черное да коричневое. Спрашивать, что имела в виду, не стоит, а вдруг обидится. Вон ведь смотрит на шарф, будто впервые его видит. Нет, скорее как будто жалеет, что его выбрала.

– Знаешь, в магазине он выглядел совсем по-другому, – пролепетала она.

– Правда? А мне он нравится.

– Нет, я заберу его и подарю тебе другой, – говорит Алиса и протягивает руку к шарфу.

Вид у нее при этом очень решительный. Кто-кто, а я свою Алису знаю, она всегда собой недовольна. Но я держусь стойко.

– Стоп машина, дорогая Лина! Шарф отличный. Очень оригинальный. И потом, это твой подарок, так что он мне дорог вдвойне.

Тут Алиса возьми и разрыдайся. И, если честно, это было лишнее.

– Какая же я…! Я все порчу. Я не стою твоей дружбы!

Я так удивилась, что даже расстроилась и обняла ее покрепче.

– Да не огорчайся ты так! Честное слово, он мне нравится. Конечно, очень неожиданный… но симпатичный. Ну-ка говори, из-за чего твое большое горе?

Никогда я не видела Алису такой. Она, конечно, бывала грустной, иногда даже слезки блестели на ее хорошеньких глазках, когда она рассказывала мне о неприятностях на работе, но чтобы так рыдать? Такого не было никогда. Я встревожилась. Конечно, из-за нее, но еще из-за телятины, которая дожидается на кухне и не терпит никаких разогреваний в микроволновке. А если моя Алиса не успокоится? Разогретая телятина – это отстой.

Но Алиса взяла себя в руки.

– Прости, пожалуйста. У тебя день рождения, а я реву. Теперь ты убедилась, что я королева идиоток?

– Выпей-ка лучше глоточек и поешь салатика. А я пока схожу на кухню и посмотрю, как ведет себя там мой теленочек. А то вдруг он уже стал коровкой?

Когда я вернулась, Алиса ковыряла вилкой в салате.

Я уселась напротив нее и спросила:

– А теперь скажи, дорогая, что у тебя не так?

– Да ничего. А вообще… все! Но сегодня твой день рождения, и мы будем веселиться.

– Но сначала ты мне расскажешь, какие у тебя проблемы.

Алиса поежилась.

– Да на работе… Я устала оттого, что меня держат за идиотку.

– Начальник так и достает? Ну я ему покажу! Приду и вырву его дурацкое сердце, которое, видно, у него каменное. Вырву через задницу! – Тут я немного успокоилась и спросила: – Что сегодня было?

– Да все как обычно.

– А почему так расстроилась? Неужели не привыкла?

– А разве привыкают к унижению?

– Ну-у… Ты чего-то недоговариваешь. С чего вдруг ты так расклеилась?

– Понимаешь… Вот-вот, и уже зима… Потом весна придет… Потом лето!..

– И что? Тут ничего не поделаешь, таков порядок. Теперь, правда, с глобальным потеплением только и жди, что каких-нибудь перемен… Но лично я бы никаких не хотела.

Алиса слегка улыбнулась.

– Не притворяйся, я совсем о другом. Я хочу сказать, что время идет… а для меня… для меня все застыло на месте.

Я ее поняла. Но она, боясь, как бы меня не ранить, не решилась сказать прямо, что ей осточертело одиночество и пустая жизнь без любви. Ну и зря не решилась, как раз я, с моим-то опытом одинокой жизни, и могу ее успокоить. Мне прекрасно знакомо это ощущение, что годы бегут все быстрее, а жизнь буксует на месте.