– Спасибо, мы втроем пришли вместе и уходим вместе, – ответила Ольга. – Но, может быть, вы можете отвезти Алису?
– Разумеется.
Что-то вроде сообщничества промелькнуло во взглядах, которыми они обменялись. Кандис, кажется, это заметила, и вид у нее стал недовольный. А Ольга? Она что, хотела подтолкнуть меня к Антуану, чтобы я не думала о Романе? Ей что, тоже кажется, что волшебная сказка уже закончилась?
– Нет, нет, не стоит, я возьму такси, – сказала я, щадя чувствительность Кандис. Меня смущала мысль, что я останусь наедине с этим непонятным мужчиной.
– В такой поздний час? Вряд ли вы его найдете. Не будем спорить, я вас отвезу.
И он предложил мне руку, направляясь к выходу.
Кандис отвернулась, разыгрывая безразличие.
Я не стала спорить.
Уже в машине Антуан меня спросил:
– Ваш возлюбленный не явился?
– Он не возлюбленный… То есть я хочу сказать, что пока еще нет.
– И вы огорчились?
– Он сказал мне, что не уверен, сможет ли освободиться.
– И вы пытаетесь понять, хотел он в самом деле прийти или не очень?
В другое время я сочла бы его расспросы нескромностью. Но Антуан говорил с таким участием, ему действительно были небезразличны мои чувства. И мне захотелось все рассказать, довериться. Он мужчина, возможно он мне что-то объяснит.
– Все непросто…
– А-а, так он женат.
– Нет! Что вы! – воскликнула я. – Но… все как-то непросто.
– Тем интереснее.
– Интереснее?
– Конечно. Сложные ситуации обычно подогревают интерес. Разве нет?
– Именно так многие и считают. Те, кто любят сложности. А я нет. Я люблю, чтобы все было ясно.
– А эта ситуация вам неясна?
– По-настоящему нет.
– И вы себя чувствуете… ничтожеством из-за того, что надеялись, причесывались, красились ради него.
Именно так я себя и чувствовала. Сказано было жестко, но правдиво, и при этом я поняла, что, говоря так, он не хочет причинить мне боль, а хочет помочь, снять с меня тяжесть.
– Да, примерно так.
– Мужчины идиоты, Алиса. Большинство уж точно. Они ничего не смыслят в женской чувствительности, в надеждах женщин. И ведут себя как подростки. Потому что они такие и есть. Они только играют во взрослых. Посмотрите, как на работе они ревностно относятся к своей крошечной власти. Посмотрите, как нервничают за рулем, прибавляя скорости, чтобы кого-то обогнать. Их заботят не настоящие завоевания, а мелкие победы и знаки уважения. Они идиоты, я точно вам говорю.
С чего бы ему пускаться в подобные рассуждения? Это высокомерие или горечь?
– А вы нет? – отважилась я спросить.
– Я был точно таким же, потому и знаю это доподлинно. Я сам еще не до конца избавился от общего идиотизма.
– А вы верите, что можно по-настоящему измениться? – спросила я, желая расширить тему разговора и отвести его от личностей.
– Как раз об этом я все время и думаю, и, если честно, у меня нет ответа. Я стал по-другому смотреть на многие вещи, но не могу сказать, что почувствовал себя лучше.
– А что вас так изменило? – спросила я, очень заинтригованная.
– Жизнь. Я участвовал в гонках, хотел быть первым и самым сильным. Потом вылетел на вираже. Шок оказался целительным. Я оказался на земле, без сил, задохнувшийся, и смотрел, как они продолжают бежать. И тогда спросил себя: а куда они все бегут? С тех пор я хожу.
Мне нравился его теплый низкий голос, руки, лежащие на руле, манера говорить, глядя на дорогу, а главное, мне нравилось то, что он говорит.
Мы доехали до моего подъезда. Он вышел и открыл мне дверцу. Должна ли я пригласить его подняться и что-то выпить? В фильмах такое приглашение имеет продолжение сексуального характера. Я не стала рисковать и протянула ему руку.
Он взял ее и не отпускал, пока я не посмотрела на него.
– Я хочу быть с вами откровенным, Алиса.
– И что это значит?
– Значит, что я хочу вам сказать, что я к вам чувствую.
Этого я не ждала, хотела убрать руку, но мои мозги уже не все держали под контролем.
– Но… вы… – лепетала я, сама не зная, что хочу сказать.
– Вы мне нравитесь, Алиса.
Мне удалось заполучить обратно свою руку, и я отвела взгляд, чтобы не видеть его светящихся глаз.