И в горе, и в радости

Теперь вот припомнил, когда нашел у себя неизвестно зачем прихваченный из дома Морозовых флакон духов. Необычный флакон, что и говорить. Крышечка — тощенькая девочка в окружении цветущих ветвей — явно сделана из серебра. И крошечная серебряная пластинка впаяна в дно изысканного флакона. Духи назывались «Кира». А фирма, произведшая их, скрывалась под загадочной аббревиатурой МАРК. Ничего ни о духах, ни о фирме Кленов раньше не слышал, но мы уже говорили, что он вряд ли мог бы считать себя специалистом в области парфюмерии. Однако в этих духах, в самом факте их существования Евгению Эдуардовичу мерещилось нечто… Скажем так, интригующее и загадочное. Нечто странное.

Ни объяснить себе этого чувства, ни избавиться от него Кленов так и не смог, поэтому решил: навестить бывшую супругу (не столько ее, сколько сына-охламона) и между прочим спросить — не знает ли она про эти духи чего-нибудь интересного? А если и она не знает — поискать в Интернете. Там и не такое можно найти, Кленов это знал. Только карточку интернетную купить надо.

Компьютер у Кленова был старенький, модем — очень старенький. И то и другое досталось от чада.

— Мама купила мне новый, а этот можешь забрать себе, — кинул ему как-то во время одного из нечастых посещений Вадик.

Кленов не оскорбился. В конце концов, старый компьютер купил пацану он сам, на всем выгадывал, даже курить бросил — думал, на пару месяцев, оказалось — навсегда. И забрал умный ящик. И даже полюбил виртуальные просторы Интернета, немного стесняясь этой своей слабости. Вот и теперь, прежде чем нырнуть с головой в «монакские события», он решил пробить по «Яндексу» загадочную фирму МАРК и узнать побольше о ее деятельности. Он не знал, зачем ему это нужно. Более того, он не знал, нужно ли это вообще. Просто ему казалось, что духи, носящие имя их хозяйки, духи в драгоценном флаконе вполне могут быть в своем роде единственными. Собственно, и это могло ничего не значить для расследования. Но тут Евгений Эдуардович полагался на свое чутье, которому эти духи, черт знает отчего, пришлись по нраву.

ГЛАВА 8

Аид

В детстве для совсем еще крошечного Марка — Марка Твена, как тогда звали его взрослые, имея в виду феноменальные умственные способности ребенка, — великим праздником было, если маме удавалось вдруг выкроить из череды нескончаемых театральных будней свободный денек, чтобы провести его с ним. Мать и сын обожали друг друга. Они могли часами гулять, например, по летним, с раскаленными от зноя чугунными оградами паркам, весело вдыхая радужную взвесь из водной фонтанной пыли и цветочной пыльцы, или нарочно не торопясь идти до самого конца Морской улицы, где, казалось, именно их ждал притаившийся в тени каштанов и кленов магазинчик чудесных сладостей, который они между собой прозвали «Хитрым», или, порой зимних вьюг, просто читать друг другу вслух любимые книги, уединившись в какой-нибудь особенно уютной комнате старинного дома.

Мальчик очень рано выучился читать. Однажды, как-то на зимние праздники, родители пригласили гостей — люди собрались все уважаемые и серьезные. Из кухни в гостиную и обратно сновала, ловко удерживая блюда с аппетитно дымящимися яствами, всегда улыбчивая домработница Нюша. Торжественно открывался и, впрочем, немедленно запирался вновь знаменитый, лишь в особых случаях освобождаемый от пыли платяной шкаф в комнате бабы Веры — бабушки Марка по материнской линии. Для бабы Веры этот год должен был стать последним, по никто тогда про это не знал… О чем-то шептала на своем игольчатом диалекте елка, напоминающая женщину в зеленом платье со сверкающими бусами.

«Прочитай стишок, деточка!» — попросил Марка один из гостей, смешной толстяк с двойным подбородком и сальными от индейки губами. «Просим, просим!» — поддержали толстяка остальные. Шестилетний Марк выбрался из-за слишком высокого для его роста стола, быстро нашел глазами родителей (те одобрительно кивнули) и, не по-детски собранно следуя за бешеным ритмом стихов, начал из Жуковского:

До рассвета поднявшись, коня оседлал
Знаменитый смальгольмский барон;
И без отдыха гнал, меж утесов и скал,
Он коня, торопясь в Бротерстон.
...................................................
Он нахмурясь глядел, он как мертвый бледнел,
Он ужасен стоял при огне.
«Пусть о том, кто убит, он поминки творит:
То, быть может, поминки по мне».
...................................................
Сей монах молчаливый и мрачный — кто он?
Та монахиня — кто же она?
То убийца, суровый смальгольмский барон;
То его молодая жена.