И в сердце нож. На игле. Белое золото, черная смерть

— Не теряй голову, приятель, — предупредил он пожарного. — А то потеряешь жизнь.

Пожарный взмахнул топориком и ударил великана по затылку.

Великан закричал, как взбесившийся жеребец, и начал драться. Стоявшего справа от него пожарного он ударил локтем в челюсть, отправив его в нокаут, а левой рукой уложил двух пожарных с топорами.

Тогда пожарные, перехватив топоры за лезвие и размахивая деревянными топорищами, пошли в атаку. На великана посыпался град ударов, и на его нежной белесой коже загорелись красные рубцы. Великан отбивался отчаянно, и перед ним, как во время побоища, образовалась целая груда тел, сбитых с ног его могучими кулаками. Но пожарные продолжали наступать. Великан не проявил никаких признаков усталости, только лицо его потемнело, из белого стало черно-синим.

Церковный сторож бегал вокруг и, сокрушенно заламывая руки, призывал рассвирепевших пожарных к христианскому смирению.

— Успокойтесь, джентльмены, — повторял он. — Простите ближнего своего.

Могильщик и Гробовщик тоже делали все возможное, чтобы остановить потасовку.

— Эй, хватит! — говорил Могильщик.

— Пусть с ним полиция разбирается! — уговаривал Гробовщик.

Но их никто не слушал.

Изловчившись, один из пожарных ударил великана по ногам, и тот упал. Пожарные окружили его и стали выкручивать ему руки, но ничего не получалось: под потной, покрытой лиловыми кровоподтеками кожей перекатывались твердые как камень бицепсы. Схватить альбиноса было не легче, чем вымазанную жиром свинью на ярмарке.

Великан встал на четвереньки, рывком вскочил на ноги, стряхнув с себя пожарных, точно собака — капли воды, и, вобрав голову в плечи, под градом ударов бросился бежать.

— Вот сукин сын, откуда только силы берутся, — пожаловался один из пожарных.

Великан пересек улицу и, прыгнув на траву, случайно наступил лежавшему без сознания карлику на живот. Изо рта Джейка фонтаном брызнула рвота. Но никто этого не заметил.

Великан перемахнул через капот пожарной машины и побежал дальше, еще больше оторвавшись от своих преследователей.

— Держи его! А то уйдет! — закричал полицейский.

Могильщик и Гробовщик бросились великану наперерез.

Великан остановился как вкопанный и затравленно уставился на них. Избитый, в кровоподтеках, с окровавленным лицом, он в этот момент был похож на израненного пикадорами быка.

— Будем брать? — спросил друга Гробовщик.

— Черт с ним, пусть убегает, — откликнулся Могильщик. — Убежит — его счастье.

Они расступились и пропустили великана.

Полицейские и пожарные, обогнув с обеих сторон пожарную машину, бросились в погоню. Автомобиль чернокожих детективов, маленький черный седан, стоял на противоположной стороне улицы, боком, а рядом были припаркованы две патрульные полицейские машины.

Великан вскочил на капот седана, а оттуда перепрыгнул на крышу черно-белого патрульного джипа. Установленный на пожарной машине прожектор на какое-то мгновение выхватил из темноты его застывшую, напряженную, нелепо скрюченную фигуру.

И тут совершенно машинально один из полицейских вытащил пистолет и прицелился в великана. В ту же секунду, как по команде выхватив свой длинноствольный вороненый револьвер, Гробовщик ударил им по пистолету полицейского. Пистолет выстрелил. Великан взмыл в воздух и, ломая сучья, исчез в листве парка.

От звука выстрела и вида падающего с машины великана все на мгновение замерли. У всех промелькнула одна и та же мысль: альбинос убит. Каждый реагировал на это по-своему, но оцепенение на какую-то долю секунды охватило всех, и полицейских, и пожарных, и детективов.

Молчание прервал Гробовщик:

— Нельзя убивать человека только за то, что он дал ложный сигнал тревоги, — сказал он стрелявшему.

Но полицейский не собирался убивать великана и поэтому воспринял упрек Гробовщика близко к сердцу.

— Ты бы молчал! — огрызнулся он. — Кто убил человека только за то, что тот воздух испортил, а?

Изрезанное шрамами лицо Гробовщика перекосилось от ярости. Эта история, единственное позорное пятно на его биографии сыщика, никак не шла у него из головы.

— Ты врешь, ублюдок! — закричал он, и в темноте угрожающе блеснул вороненый ствол его револьвера.

— Ты что, спятил, Эд? — крикнул другу Могильщик; он успел схватить револьвер за дуло и отвести ствол в сторону, а самого Гробовщика повернуть к себе лицом. — Держи себя в руках. Это же шутка.

— Эти двое черномазых совсем спятили, — прохрипел полицейский, которого, в свою очередь, крепко держали за руки сослуживцы.

— Никакая это не шутка, — буркнул Гробовщик, но сопротивляться Могильщику, который оттащил его в сторону, не стал.

В свое время Гробовщик действительно убил человека, но не за то, что тот испортил воздух, а потому, что попытался плеснуть сыщику в лицо духами. Гробовщик выстрелил, решив, что во флаконе не духи, а кислота: однажды его уже обливали кислотой, о чем свидетельствовали многочисленные шрамы на лице. Могильщик понимал, что спорить с белыми полицейскими бесполезно: в полиции ведь знали, как в действительности было дело, и перевирали эту историю нарочно, чтобы Гробовщика подразнить.