Сталин, не ожидая, пока генералы по уставу доложат о прибытии, пошел им навстречу, протягивая руку:
– Поздравляю вас, поздравляю с успехом!
Видно было, что Сталин очень доволен. Выслушав сообщение о боях под Сталинградом, Верховный поделился своими соображениями о будущих сражениях. Расхаживая по кабинету, Сталин время от времени останавливался, приближался к собеседникам и пристально смотрел им в глаза. Рокоссовский писал позднее, что Сталин «в нужные моменты умел обворожить собеседника теплотой и вниманием и заставить надолго запомнить каждую встречу с ним».
К весне 1943 года на огромном фронте наступило затишье.
Далеко не так гладко, как хотелось бы, складывались весной 1943 года отношения с союзниками, прежде всего из-за задержки с открытием второго фронта в Европе.
Переписка по этому поводу не прекращалась.
16 марта Сталин в послании Рузвельту писал: «…Я считаю своим долгом заявить, что главным вопросом является ускорение открытия второго фронта во Франции. Как Вы помните, открытие второго фронта и Вами, и г. Черчиллем допускалось еще в 1942 году и, во всяком случае, не позже как весной этого года…
После того как советские войска провели всю зиму в напряженнейших боях и продолжают их еще сейчас, а Гитлер проводит новое крупное мероприятие по восстановлению и увеличению своей армии к весенним и летним операциям против СССР, нам особенно важно, чтобы удар с Запада больше не откладывался, чтобы этот удар был нанесен весной или в начале лета».
Германское командование не только не думало отступать, но и намеревалось в очередной раз изменить ход событий на Восточном фронте в свою пользу. 15 апреля 1943 года Гитлер отдал оперативный приказ № 6. Начинался он со свойственных фюреру напыщенных фраз: «Я решил, как только позволят условия погоды, провести наступление «Цитадель» – первое наступление в этом году».
Вечером 12 апреля в Ставке (присутствовали Сталин, Жуков, Василевский и Антонов) после тщательного анализа было принято решение о преднамеренной обороне. Основные резервы Ставка намеревалась развертывать в тылу Центрального и Воронежского фронтов, чтобы подготовить рубеж обороны на случай прорыва врага на Курской дуге.
Минул май, прошел июнь, настали первые июльские дни – вермахт не начинал наступления. Ныне мы знаем: враг хотел подготовиться как можно лучше, Гитлер требовал отправить на Восток как можно больше «тигров» – с ними сверхтяжелыми танками он связывал главные свои надежды. Советское Верховное Главнокомандование ждало событий со дня на день. Дважды, 8 и 20 мая, Генштаб с разрешения Верховного посылал в войска предупреждения о возможной близости вражеского наступления. Когда же эти сроки прошли, у Верховного Главнокомандующего начали появляться сомнения: а не делает ли он ошибки, отдавая инициативу врагу, что, если, как это уже бывало, наши войска не выдержат массированного танкового удара? А вдруг противник и не думает наступать?
Словом, Верховный был неспокоен. Представители Ставки – Жуков и Василевский – все время находились в войсках, проверяли их готовность к отражению удара врага, устраняли недостатки. В ночь на 2 июля Генштаб получил новые, и достоверные, сведения о намерениях врага. В войска полетела директива за подписями Сталина и Василевского:
«По имеющимся сведениям, немцы могут перейти в наступление на нашем фронте в период 3–6 июля. Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
1. Усилить разведку и наблюдение за противником с целью своевременного вскрытия его намерений.
2. Войскам и авиации быть в готовности к отражению возможного удара противника…»
После этого ожидание стало непереносимым: начнут или нет? В ночь на 5 июля в штабе Центрального фронта стало известно от только что захваченного пленного, что в три часа утра – начало. Рокоссовский и Жуков решили в два часа тридцать минут предпринять запланированную артиллерийскую контрподготовку. Рокоссовский пошел отдавать распоряжения, а Жуков соединился с Москвой. Сталин сообщил, что только что разговаривал с Василевским (начальник Генштаба находился у Ватутина на Воронежском фронте), одобрил принятое решение.
– Я буду ждать ваших сообщений, – закончил он разговор.
Жуков чувствовал, что Верховный так же напряжен, как и он сам.
В два часа двадцать минут гром орудий донесся до штаба Центрального фронта, находившегося в двадцати километрах от передовой, – это наша артиллерия открыла огонь. В два тридцать позвонил Верховный:
– Ну, как, начали?
– Так точно, – отвечал Жуков.
– Как они себя ведут?
– Пытались отвечать отдельными батареями, но вскоре перестали.
– Хорошо, я еще позвоню.
Он звонил еще и еще – видимо, в эту ночь Верховный Главнокомандующий не спал.