Много времени «большая тройка» уделила созданию международной организации безопасности. Здесь Сталин спорил также больше с Черчиллем, но по временам острые разногласия возникали у него и с американским президентом – зародыши будущих и уже достаточно близких конфликтов можно обнаружить почти по всем пунктам программы конференции. Разумеется, за исключением дальневосточных: правительство США по-прежнему было заинтересовано во вступлении Советского Союза в войну с Японией.
Кроме официальных встреч, конечно, происходили и неофициальные, давались завтраки и обеды, и на них, как правило, обсуждались серьезные дипломатические дела. Даже тосты, в обилии произносимые на этих обедах, с должной аккуратностью записывались и впоследствии анализировались. Упомянем об одном тосте – Сталин произнес его на обеде, который давала советская делегация. Говоря о знаменательном союзе трех держав, Сталин подчеркнул, что нетрудно было сохранять единство во время войны, поскольку существовала единая, ясная каждому цель – сокрушить общего врага. Более трудная задача встанет после войны, когда различие интересов будет толкать союзников к разобщению. Сталин выразил уверенность, что при желании нынешний союз сможет выдержать и это испытание и что долг глав трех держав добиться того, чтобы наши контакты в мирное время были столь же тесными, как и в военное.
К быстрейшему взятию Берлина Советское Верховное Главнокомандование побуждали кроме совершенно естественного желания побыстрее окончить войну и чисто политические мотивы: союзники явно нацелились на захват столицы Германии, хотя согласно ялтинским соглашениям Берлин относился к зоне оккупации советских войск. Особенно хотелось овладеть Берлином Черчиллю. 1 апреля 1945 года он живописал американскому президенту следующую «страшную» картину: «Русские армий, несомненно, захватят всю Австрию и войдут в Вену. Если они захватят также Берлин, то не создастся ли у них преувеличенное представление о том, будто они внесли подавляющий вклад в нашу общую победу, и не может ли это привести их к такому умонастроению, которое вызовет серьезные и весьма значительные трудности в будущем?»
Г. К. Жуков вспоминал, что впервые о Берлинской операции он разговаривал с Верховным Главнокомандующим 7 или 8 марта 1945 года. Сталин был нездоров и принял командующего 1-м Белорусским фронтом на даче. Они гуляли по мартовскому подмосковному лесу, снег блестел на солнце, было тихо, война казалась далекой и нереальной. Сталин выглядел усталым, и, видимо, настроение у него было несколько необычным: он стал рассказывать Жукову о своем, теперь уже далеком, детстве. Жуков спросил, нет ли новых известий о судьбе Якова? Только через сотню шагов приглушенным голосом отец ответил:
– Не выбраться ему из плена…
Продолжались боевые действия и на территории Восточной Пруссии. В первые дни были отдельные факты нарушения норм поведения. Необходимо было пресечь это.
19 января 1945 года народный комиссар обороны отдал приказ, в котором требовал не допускать случаев грубого отношения к немецкому населению. Красная Армия, говорилось в приказе, ведет войну не против немецкого народа, она взялась за оружие, чтобы разгромить агрессора и уничтожить в Германии фашизм и милитаризм, принесшие так много несчастья соседям Германии да и самому немецкому народу. В отличие от гитлеровских захватчиков, сеявших смерть и разрушения на оккупированной земле, воины Красной Армии должны вести себя с достоинством и честью. Приказ требовал от командиров и политработников довести эти положения до сознания каждого бойца, и это было сделано.
Приходилось поправлять и отдельных пропагандистов и журналистов, слишком рьяно проповедовавших ненависть к немцам и всему немецкому, а не только к фашизму и его носителям. Так, И. Эренбург на протяжении войны опубликовал немалое число статей о кровавых преступлениях фашизма. Но когда наши войска вступили на территорию Германии, в некоторых его статьях стали проскальзывать ошибочные утверждения, ориентировавшие советских воинов на безоговорочную ненависть ко всем немцам и всему немецкому. Центральный Комитет партии немедленно исправил эту ошибку журналиста: в «Правде» 14 апреля 1945 года была помещена статья «Тов. Эренбург упрощает», где предельно ясно, четко и обстоятельно были еще раз разъяснены основы политики Советского Союза в отношении Германии и немецкого народа. Ведь «гитлеры приходят и уходят, а народ германский остается».
В пятом часу утра 1 мая 1945 года на даче Сталина зазвонил ’телефон. Дежурный поднял трубку:
– Движения нет…
– Говорит маршал Жуков. Дело срочное, прошу разбудить товарища Сталина.
Дело и впрямь было срочное: на командный пункт 8-й гвардейской (в прошлом 62-й) армии явился начальник генерального штаба германских сухопутных войск генерал Кребс. Он принес письмо Геббельса, в котором сообщалось о самоубийстве Гитлера и предлагалось начать мирные переговоры.
Сталин подошел к телефону быстро. Выслушал доклад.
– Доигрался, подлец! Жаль, что не удалось взять его живьем! Где труп Гитлера?