Как-то на одном из заседаний, когда текст какого-то представления на Сталинскую премию показался недостаточно обоснованным, Сталин обратился с вопросом, кажется, к министру Кафтанову: «Вы как считаете, какая премия выше: Нобелевская или Сталинская?» Кафтанов поспешил ответить, что, конечно, Сталинская. «Тогда, – сказал Сталин, – надо представлять на премию обоснованно. Мы ведь здесь не милостыню раздаем, мы оцениваем по заслугам». Но, в общем, он был щедр на премии. И когда при одном из рассмотрений вопроса о премиях Сталина спросили, как быть: народный артист А. Д. Дикий представлен сразу на две премии – за спектакль в Малом театре «Московский характер» и за кинокартину «Третий удар», Сталин ответил: «Ну, что же? Значит, заработал. Что заработал, то и нужно дать».
…Победа, достигнутая в Великой Отечественной войне, еще более подняла авторитет Сталина и в то же время еще более возвысила его в глазах окружающих, да, видимо, и в его собственных.
Правда, и в последние полтора десятилетия жизни Сталин время от времени отмечал, что не следует, мол, возвеличивать его персону, что это неправильно, вредно, не по-марксистски. Так, в широко известном в ту пору ответе Сталина на письмо советского военного историка полковника Е. Разина была фраза: «Режут слух дифирамбы в честь Сталина – просто неловко читать».
А вот что писал Сталин в «Детиздат» 16 февраля 1938 года по поводу готовившейся к изданию книги «Рассказы о детстве Сталина»:
«Я решительно против издания «Рассказов о детстве Сталина».
Книжка изобилует массой фантастических неверностей, искажений, преувеличений, незаслуженных восхвалений. Автора ввели в заблуждение охотники до сказок, брехуны (может быть, «добросовестные» брехуны), подхалимы. Жаль автора, но факт остается фактом.
Но не это главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личности вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория «героев» и «толпы» есть не большевистская, а эсеровская теория. Герои делают народ, превращают его из толпы в народ – говорят эсеры. Народ делает героев – отвечают эсерам большевики. Книжка льет воду на мельницу эсеров, будет вредить нашему общему большевистскому делу.
Советую сжечь книжку».
Небезынтересен эпизод, свидетелем которого был С. М. Штеменко.
Прибыв с докладом в Кремль вместе с А. И. Антоновым, он застал в приемной главного интенданта Советской Армии генерал-полковника П. И. Драчева, наряженного в военную форму необычного покроя: мундир был сшит по модели времен Кутузова, с высоким стоячим воротником, а брюки – современные, но украшенные широченными золотыми лампасами.
В кабинете, в присутствии членов Политбюро, начальник тыла А. В. Хрулев делал доклад. Закончив его, Хрулев попросил разрешения показать новую военную форму. Сталин не возражал.
Драчев вошел в кабинет. Увидев его, Сталин помрачнел.
– Кого вы собрались так одеть? – спросил он.
– Это форма генералиссимуса, товарищ Сталин.
– Для кого?
– Для вас, товарищ Сталин…
Велев Драчеву покинуть кабинет, Сталин, не стесняясь присутствующих, начал сурово распекать начальника тыла. Он резко возражал против возвеличивания своей личности, говорил, что никак не ожидал этого от Хрулева.
Закат
21 декабря 1949 года в Москве отмечали день рождения Сталина, которому исполнилось семьдесят лет. Отмечал этот юбилей и весь мир, хотя и с полярными знаками.
Это понятно: Сталин не только был политическим деятелем мирового масштаба, но и являлся как бы «патриархом» среди всех тогдашних государственных деятелей. Такие виднейшие политики, как де Голль, Мао Цзэдун и Неру, были много младше его и никак не могли сравниться успехами. Один лишь Черчилль был несколько старше, но он уже находился в отставке.
В Кремле провели торжественное собрание. В многочисленных выступлениях переплелись искреннее уважение и непомерная лесть. Все обратили внимание, что ответного слова на поздравления юбиляр не произнес, хотя этого требовал обычай.
В дни сталинского юбилея вовсю расцвело то, что потом надолго набило оскомину многонациональному советскому народу, а именно: безмерное славословие вождя. Со стороны это выглядело как нечто, сделанное нарочито, ибо никакими политическими обстоятельствами, очевидно, не вызывалось. Характерно, что более всего усердствовали в этом деле именно те люди, которые Сталина в душе ненавидели. Назвать придется прежде всего популярного тогда беллетриста Илью Эренбурга, чьи восхваления вождя были настолько преувеличенны, что носили порой характер какой-то пародии. А после смерти Сталина он сразу же начал говорить о нем нечто совсем иное.
Вопрос о безмерном славословии Сталина важен еще и потому, что именно в эту, второстепеннейшую, сторону его наследия прежде всего вцепляются запоздалые враги. Не станем с ними спорить. Посмотрим лучше, что писали его подлинные противники, причем именно современники. Теперь появилась возможность процитировать типичные высказывания западной печати конца 1949 года. Тоже, так сказать, «юбилейные материалы»…