Начало второго заседания съезда Советов было назначено на час дня 26 октября. Но минуло и два, и три часа дня – заседание не открывалось. Оно началось лишь в девять часов вечера. В течение нескольких часов были приняты решения, имевшие исключительное значение для судеб страны. Сначала, выслушав доклад Ленина о мире, съезд единогласно принял соответствующий декрет. Затем, после второго доклада Ленина, съезд проголосовал за Декрет о земле. В завершение было обсуждено образование нового правительства. Оно носило непривычное название – Совет Народных Комиссаров и состояло из пятнадцати человек. Первым в списке шел В. И. Ленин – Председатель СНК, последним – И. В. Джугашвили (Сталин). Пост его имел своеобразное название – председатель по делам национальностей.
28 октября Ленин в сопровождении Сталина и Троцкого отправился в штаб Петроградского военного округа и заслушал доклады Н. И. Подвойского, В. А. Антонова-Овсеенко и К. А. Мехоношина о положении, создавшемся после захвата казаками Гатчины. Доклады эти не удовлетворили Ленина, и оперативный центр был перенесен в Смольный.
Сталин все время оставался в Смольном. Дела ему хватало. Выслушивал и тщательно инструктировал партийных организаторов районов – так тогда назывались секретари райкомов партии, – десятки комиссаров, рядовых солдат и красногвардейцев. Неизменным был вопрос:
– Сколько можете дать штыков? – И тут же Сталин карандашом записывал ответ.
2 ноября 1917 года Ленин подписал составленную Сталиным «Декларацию прав народов России», где были сформулированы основные принципы национальной политики Советского правительства: «1) Равенство и суверенность народов России. 2) Право народов России на свободное самоопределение, вплоть до отделения и образования самостоятельного государства. 3) Отмена всех и всяких национальных и национально-религиозных привилегий и ограничений. 4) Свободное развитие национальных меньшинств и этнографических групп, населяющих территорию России».
«Конструировать» наркомат еще предстояло, и первым его сотрудником стал Станислав Станиславович Пестковский. Благодаря его воспоминаниям и знаем мы подробности тех дней, своеобразных и неповторимых. Поскольку воспоминания эти, опубликованные в 1922 году, дают максимально достоверную картину обстановки, в которой большевикам приходилось строить государственный аппарат, они многократно воспроизводились и позднее.
Итак, Пестковский, до этого уже поработавший в ВРК, в Наркоминделе и Наркомфине, отправился к Сталину.
«– Товарищ Сталин, – сказал я, – вы народный комиссар по делам национальностей?
– Я.
– А комиссариат у вас есть?
– Нет.
– Ну, так я вам «сделаю» комиссариат.
– Хорошо! Что вам для этого нужно?
– Пока только мандат на предмет «оказывания содействия».
– Ладно!
Здесь не любивший тратить лишних слов Сталин удалился в управление делами Совнаркома, а через несколько минут вернулся с мандатом. Получив мандат, я стал рыскать по Смольному, высматривая место для Наркомнаца.
Задача была нелегкая, везде было тесно.
Наконец я набрел на какую-то большую комнату, где при одном столике заседала: «комиссия» по вещевому снабжению Красной гвардии, а при другом – выдавались разрешения на право ношения оружия. Здесь я вдруг на ткнулся на моего товарища по каторге, впоследствии погибшего на Западном фронте, т. Феликса Сенюту.
– Ты что тут делаешь? – спросил я.
– Работаю по вещевому снабжению Красной гвардии.
– Переходи к нам, в Народный комиссариат национальностей.
– Хорошо.
– Можно ли нам устроиться в этой комнате?
– Конечно, можно.
Тут мы с покойным Сенютой нашли какой-то свободный столик и поставили его у стены. Затем Сенюта взял большой лист бумаги и, начертав на нем: «Народный Комиссариат по Делам Национальностей», прикрепил к стене над столиком. Достали два стула.
– Готов комиссариат! – воскликнул я.
И сейчас же пустился обратно в кабинет Ильича, где, за неимением собственного кабинета, пребывал Сталин.
– Товарищ Сталин, – сказал я, – идите посмотреть ваш комиссариат.
Невозмутимый Сталин даже не удивился такому быстрому «устройству» и зашагал за мной по коридору, пока мы не пришли в «комиссариат».
Здесь я отрекомендовал ему т. Сенюту, назвав его «заведующим канцелярией» Наркомнаца.
Сталин согласился, окинул взглядом «комиссариат» и издал какой-то неопределенный звук, выражающий не то одобрение, не то недовольство, и направился обратно в кабинет Ильича.
Я отправился в город, заказал бланки и печать. Уплатив за бланки и печать, я израсходовал все мои деньги и деньги т. Сенюты.
Решился идти к Сталину.
– Товарищ Сталин, – сказал я, – денег ни гроша у нас нет. Я знал, что «изъятие» из банка еще не произведено.
– Много ли нужно? – спросил Сталин.
– Для начала хватит тысячи рублей.
– Придите через час.
Когда я явился через час, Сталин велел мне «сделать заем» у Троцкого на три тысячи рублей.
– У него деньги есть, он нашел их в бывшем Министерстве иностранных дел.
Я пошел к Троцкому, дал ему формальную расписку на три тысячи рублей и получил их.
Насколько мне известно, Наркомнац до сих пор не возвратил Троцкому этого займа…»