И. В. Сталин. Вождь оклеветанной эпохи

Во-вторых, диалектика и материализм сводились к упрощенным принципам: есть три основных черты материализма, четыре основных черты диалектики. Материальное считал он содержанием, идеальное, сознание — формой. Схематично истолковывал Сталин и марксово учение об общественно-экономических формациях. Он различает в «Кратком курсе» лишь пять основных типов общественной формации (первобытное, рабовладельческое общество, феодализм, капитализм, социализм). Недооценивал азиатский способ производства, такие его элементы, как общинная собственность в деревне, господство государственной бюрократии и тому подобные. Весьма механистически Сталин истолковывал и роль надстройки по отношению к базису. Чрезмерно сближал также законы истории с законами природы. «Наука об истории общества, несмотря на всю сложность явлений общественной жизни, может стать такой же точной наукой, как, скажем, биология…»[8]

Подобная трактовка законов истории служит у Сталина гарантией «железной» неизбежности социалистической революции: «Социалистический строй с такой же неизбежностью последует за капитализмом, как за ночью следует день».[9]

Разумеется, проблема соединения необходимости и свободы — проблема трудная. Марксизм, действительно, с одной стороны, утверждает, что исторический процесс в конечном счете развертывается независимо от желания людей. С другой же стороны, из марксизма вытекает, что борьба классов, народов, решения в некоторых случаях даже отдельных личностей играют важную роль в истории и могут, следовательно, привносить в нее известную альтернативность.

В зависимости от абсолютизации этой или иной стороны могут возникнуть либо механический культ необходимости (как это было у главных теоретиков II Интернационала), либо, напротив, волюнтаризм (как у Ж. Сореля). Сталин в зависимости от ситуации проявлял то тенденцию волюнтаризма, то фатализма.

В сущности, Сталин, его окружение, многие советские теоретики марксизма придерживались представлений об истории как безальтернативном процессе.

Деятельность людей, их интересы в подобном историческом сознании неизбежно становились чем-то второстепенным перед лицом «железных» законов.

Отсутствие исторического выбора освобождало и руководителей, и массы от ответственности за свои поступки (поскольку любой из этих поступков был уже включен в прочную цепь исторической необходимости). Отсюда вытекало принципиальное отрицание каких-либо альтернатив избранному курсу; люди, ориентирующиеся на одномерное восприятие действительности, подозрительно относятся к любым альтернативам, идет ли речь о науке, культуре, технологии, стратегии и тактике и тому подобным. Именно поэтому при Сталине дискуссии обострялись формулой: либо-либо. Либо абсолютное обобществление, либо реставрация частной собственности; либо коллективизация, либо возврат к капитализму; либо с оппозицией против партии и Советского Союза, либо со Сталиным, партией и Советским Союзом против оппозиции. Колебания и сомнения преступны. Каждый вывод Сталина категоричен: «Все видят, что линия партии победила… Что можно возразить против этого факта?» Возражать после этого, действительно, было уже трудно.

Критики сталинской методологии мышления и действия — Д. Лукач, Г. Маркудзе, Ф. Марек и другие — утверждают, что Сталин относился к марксизму как к прагматическому оружию.

Если Маркс, Энгельс и Ленин всегда строго и точно различали теорию, стратегию и тактику, а также все опосредования, которые их связывают друг с другом, то Сталин, по мнению, в частности Лукача, оправдывал все свои тактические мероприятия тем, что они якобы являются непосредственным, необходимым следствием марксистско-ленинской теории, марксистско-ленинских принципов. У Сталина теория и практика непосредственно сливались; тактические шаги он непосредственно связывал со стратегией и принципами учения.

Методология Сталина вела к тому, что в его теоретических конструкциях преобладало обоснование чисто тактических мероприятий. У Сталина теория не конкретизировалась в результате практики, но упрощалась вследствие практических потребностей.

Именно в этой связи в трудных условиях индустриализации и коллективизации сельского хозяйства, а также угрозы нападения фашистской Германии Сталин сформулировал вывод о неизбежном обострении классовой борьбы в период диктатуры пролетариата.

Исходя из этого, Сталин прибег к антидемократическим методам, сделал из них «нормальные» основы администрирования. «Он превратил необходимые меры гражданской войны — всеохватывавшее доминирование центральной власти, ограничение автономии и демократии — в «перманентный стиль» руководства советским обществом», — подчеркивает Д. Лукач.