И вблизи и вдали

В своих книгах, статьях и лекциях Натан Эйдельман убедительно показывал, что империи, в том числе и наша, недолговечны, что не может человеческое общество долго держаться на насилии и лжи, независимо от того, относится это к доисторическим временам правления Хамураппи, николаевской России или эпохе "сталинской конституции". Не "русский бунт - бессмысленный и беспощадный", а демократизация, реформы и просвещение - вот курс нашего многострадального общества. Эйдельман был учителем не только по образованию, но и по призванию, не преподавателем, а именно Учителем - с заглавной буквы. В наше сложное кризисное время, когда четко обозначился дефицит не только продуктов питания и товаров первой необходимости, но и нравственности и добра, он учил добру и надежде. Не потому ли так тянулись к нему люди? Не потому ли теперь, думая о его внезапном и безвременном уходе, я жалею, прежде всего, не его, а нас, оставшихся теперь без утешения и надежды. Кто прокомментирует теперь наши сегодняшние беды и удачи: резню в Оше и Андижане, погром в ЦДЛ, победу Ельцина, успехи "Демократической России", отделение Литвы? Я настолько привык к тому, что он всегда рядом, что кажется чудовищным его отсутствие. С горечью думаю я о том, что Натан Эйдельман, матери которого скоро исполнится девяносто лет, умер в пятьдесят девять.

Предчувствовал ли он это, когда говорил порой, что все его любимые герои - Александр Герцен, Михаил Лунин, Николай Карамзин и даже Иван Иванович Пущин - декабрист, доживший до возвращения, ушли из жизни до шестидесяти лет, и что с ним будет то же самое? Ведь сказал же он жене, когда его везли в больницу: "Я же всегда говорил, что умру в пятьдесят девять". Кто из нас придумал всерьез эти дурацкие шутки? Знали ли мы тогда, глядя на это улыбающееся лицо, какой смертельной болью переполнено его сердце, готовое взорваться? Уже после его смерти вышла из печати книга, пророчески названная им "Оттуда" и сданная им в издательство незадолго до смерти. Помнится, Тонику очень нравилось это название, хотя речь шла, конечно, не о том свете, а об Италии.

Незадолго до смерти Эйдельман вернулся из Калифорнии, где работал в Стэнфордском Университете, и привез груду ксерокопий книг, касающихся событий в нашей стране в двадцатые годы - по эмигрантской прессе и мемуарам. Вся эта груда была свалена в маленькой комнатушке у нас на даче, и время от времени Тоник, с нескрываемым удовольствием озирая эту груду, вдруг выхватывал из нее какой-нибудь листок и увлеченно начинал рассказывать о неведомых нам событиях, сопровождая рассказ, как обычно, интереснейшими комментариями. В это время он обдумывал также замысел новой, уже заказанной ему книги об истории московского Кремля и его обитателей - от Юрия Долгорукого до современных. Книге этой не суждено было осуществиться.

Уже после смерти Натана Эйдельмана в "Огоньке" была опубликована его небольшая статья, даже не статья, а расшифровка его лекции после возвращения из Стэнфорда, где он ежедневно, более двух месяцев, прерываясь только на выходные дни, работал в архивах входящего в этот университет Института Гувера, явившегося самым крупным архивным фондом материалов о России в послереволюционные годы. Даже по этой небольшой статье можно судить о масштабах и значении задуманной им книги. Основу ее должны были составить рукописные материалы, собранные в эмиграции Борисом Ивановичем Николаевским и Николаем Владиславовичем Вольским, известным под псевдонимом Валентинов и ставшим одним из обруганных героев "Материализма и эмпириокритицизма". Два этих выдающихся человека собрали огромную коллекцию рукописей, создавшую основной фонд Гуверовского архива - сотни тысяч документов. В них - вся неискаженная история России: от Александра II, Герцена и Огарева - до ГУЛАГа, Жданова и Берии. В общем, как сказал Эйдельман - "от Радищева до Брежнева". Один из наиболее интересных документов - биография Ленина, написанная Валентиновым. В переписке с Николаевским Валентинов, не скрывая своей несомненной симпатии к Ленину, несмотря на его авторитарность, и восхищения его безусловным талантом, пишет, что без Ленина революции в России быть бы не могло: "У него была ражь, гипноз, он мог бы и десять революций сделать. Я вам точно говорю - гипноз".

Огромное количество найденных Эйдельманом материалов проливает свет на события тридцатых годов, ранее почти неизвестные у нас. К ним относятся катастрофическое землетрясение в Армении весной 1931 года - в районе медных рудников Зангезура, чудовищный взрыв, произошедший в августе 1939 года на Магаданском рейде, при котором погибло три или четыре тысячи человек, и который долгие десятилетия оставался государственной тайной.