И вдруг тебя не стало

Я обдумывала вопросы детектива Мейсона, и его скептицизм только укрепил мою уверенность. Нет, ни днем, ни вечером мы не встречали никого, кроме той семьи. И нет, мы не были ни пьяны, ни под кайфом. Мы не ругались – возможно, это была самая невыносимая деталь – до самого момента исчезновения Паоло. Мы действительно идеально провели время. Что я упустила? Как такой теплый и чудесный день мог закончиться тем, что Паоло Феррера исчез? Вот что меня поражало. Во мне тлела искра самоосуждения за то, что я ослабила свою бдительность, за то, что я, по всей видимости, слишком расслабилась.

Через неделю после того, как моего молодого человека объявили в розыск, семья Паоло решила устроить небольшую поминальную службу и назначила ее на утро следующего понедельника. В глубине души я рассердилась на них, хотела позвонить и отчитать их за то, что они сдались, за то, что приняли смерть Паоло, но у меня самой не было четкого плана, как все исправить, и я была уверена, что родные Паоло расстроены и растеряны не меньше моего.

Чтобы жить с биполярным расстройством, вы должны неустанно раскладывать все по полочкам. Я сказала себе, что даже если для всех остальных похороны означают точку в конце предложения – завершение, – для меня это будет запятая. В своем уме я не приняла, что Паоло ушел от нас, но и пропускать службу тоже не стоило.

За ночь до этого у меня были короткие промежутки сна. Покой приходил ко мне искромсанным на короткие мгновения, словно конфетти. Утром я сварила кофе и включила музыку. Музыка управляет нашими мыслями. И по какой-то причине мне захотелось вспомнить начало фильма «Большое разочарование» – в частности, сцену похорон, где персонажи впервые предстают перед нами. Они приезжают, чтобы попрощаться с Кевином Костнером. Я прибавила громкость. Песня Heard It Through the Grapevine не дала тишине поглотить меня. Я воображала себе Уильяма Херта, пока отыскивала таблетки и проглатывала последние две. Мои пальцы сжали ковер, когда горечь обожгла горло.

Зазвонил телефон. Мама.

Она была на приеме у врача.

– Дорогая, они еще не закончили. Ты в порядке? Мы можем встретиться на службе?

Я посмотрела на часы. Было уже 9.30, и служба начиналась через час.

– Ты где?

– Первые приемы всегда назначаются вовремя. Они никогда так не опаздывали. Прости, я застряла.

Мысли в моей голове путались. Она встретит меня в церкви. Мы уйдем вместе. Мама хотела знать, все ли в порядке. Я снова посмотрела на часы.

– Не волнуйся, – ответила я. – Все в порядке. Встретимся там.

– Прямо перед началом.

– Прямо перед началом, – эхом отозвалась я.

– Мне очень жаль, – добавила мама уже тише. – Это все еще кажется нереальным.

Такое дело. Я положила трубку и швырнула расческу через всю спальню на кровать, где лежала карта озера. Нереальным. Я попыталась сосчитать, сколько раз она встречалась с Паоло, потому что назначить встречу с врачом на утро его похорон показалось мне жестом… Я не знала, чего именно. Может, безразличия.

Телефон все еще был в моей руке, когда я сбежала вниз по лестнице. Предстоявшие похороны включили во мне что-то вроде сумасшедшего автопилота. Из этого состояния стоило бы выйти, но оно охватило меня, как лихорадка. «Как Брюс Баннер, ставший Халком» – так однажды в моем кабинете описал это один парень, и я тогда улыбнулась, полностью его понимая. Существовала только одна вещь, которую необходимо было сделать, и только одно желание – сделать это. В этот момент становишься наблюдателем – как человек, бегущий во сне. Депрессия была как акула в «Челюстях»: даже если она не видна на поверхности, всегда знаешь, что она есть и хочет тебя поглотить. Иногда внутри у меня вспыхивала тревога, предупреждая, что депрессия приближается: как плавник, кружащий в ленивых волнах.

У меня в морозилке случайно оказалась водка. Кто-то принес ее несколько месяцев назад, чтобы приготовить рождественские напитки. Я вылила напиток на лед, подкрасила апельсиновым соком и, потягивая этот коктейль, включила душ. Когда я сглотнула, стало холодно, во рту приятно защипало и онемело. Лед гремел и кружился в стакане. Горьковато. Я поняла, почему пациенты иногда режут себя. Ты хочешь, чтобы телесные ощущения соответствовали твоим чувствам.

Зазвонил телефон, номер был незнакомый, и я переключилась на голосовую почту. Люди звонили всю неделю.

– Ш-ш-ш, – сказала я телефону. – Я не могу.

Выйдя из душа, я осушила стакан, вернулась на кухню и повторила ту же самую процедуру: лед, водка, апельсиновый сок.

Потом высушила волосы и попыталась накраситься. Я сделала музыку громче и надела платье. Я бодро напевала, таким образом подавляя чувства. Будущие два часа казались неким сумрачным местом, куда я не хотела идти, но должна была.