И весь ее джаз…

Все согласились. Машку смущало лишь то, что в галерее установка была хилая, а на концерте будет — ого-го. И как репетировать?

Ответ нашелся быстро и очень оптимистический. Пашуня — так звали барабанщика — он окончил их заведение два года назад — сам привез недостающее в галерею к Береславскому. А его класс был таков, что он за один репетиционный день догнал всю группу в понимании материала. А если честно — то и перегнал.

Чем ближе был день концерта — тем больше тряслась Машка. В какой-то момент в голову даже вкралась паническая идея отказаться от выступления, передав заказчика — и гонорар тоже — старшим товарищам по профессии. Но взяла себя в руки. Полноценные репетиции тоже способствовали успокоению: так хорошо, как сейчас, ей еще никогда не пелось.

Очень интересно выходили и дуэты с Валечкой. Машка отдавала себе отчет, что Валькин голос интереснее, чем ее собственный. А сама Валечка — более погружена в джаз, чем она. Но одно волшебство уже случилось: два их голоса звучали явно лучше, чем один прекрасный Валечкин. Значит, все-таки не зря Машка столько сил отдала своему любимому делу.

Потому что бывает и по-другому.

Они недавно были с Джамой на сольном концерте одной девочки, тоже их выпускницы. Джама, кстати, теперь по полдня с Марией проводит чуть не ежедневно. Каждый раз внезапно появляясь из ниоткуда — очень скрытный и очень влюбленный молодой человек.

Так вот, концерт проходил на очень хорошей площадке, арендованной папой вокалистки, с небольшим, полностью занятым залом, человек на тридцать. Потому что если бы зал был на пятьсот мест, то все равно бы пришло тридцать.

Десятеро из них — любящие родственники Полины, так звали вокалистку. Остальные — ее друзья по колледжу и по жизни. Потому что Полинка — замечательная девчонка, и ее все любят.

Вот только поет неважно. Для домашнего круга — вполне достойно. Или удивить кого-то в караоке-баре. Но, к сожалению, не для сцены. И тем более — не для профессионалов, коими были почти все студенты их заведения.

Самое неприятное в этой истории — Полинка тоже все понимала. Но так любила музыку, что просто не могла себя заставить бросить свою «концертную деятельность».

Хотя, несмотря на эту любовь, ей очень бы не хотелось в какой-то момент почувствовать себя на месте Полинки.

Но — хватит о грустном.

Тем более что пока — все так здорово. И концерт предстоит вечером, и Машкино пение, и восторженные взгляды публики, состояшей не только из Джамы. И гонорар уже получен. Какие уж тут теперь сомнения?

Машка пристально оглядела свой концертный наряд. Красное роскошное концертное платье — подарок папы. Вот кто всегда ее поддерживал в любых начинаниях. В отличие от мамы, гораздо более критично относящейся ко всему, что не имело прямого отношения к прозе жизни.

Женька тоже была при деле, она только что закончила красить Машке ее роскошную каштановую гриву — как же Марию достают эти седые волоски! Что ж с ней к сорока будет? Правда, папа, как всегда, утешает. Говорит, что депигментация волос начинается с детства. Вопрос только в ее интенсивности. А судя по интенсивности — до старости Машке еще далеко.

Женюля тоже сегодня принарядится. И на концерт придет с собственным мальчиком — Мария договорилась с заказчиком о контрамарках для своих. Машка его еще ни разу не видела.

Вот это — по-настоящему ужас. Только что была такая соплюшка, в коричневых колготках в резинку и с розовым ранцем за плечами, и нате вам — с мальчиком. Женька, кстати, уже работает. Она отказалась идти на дневной, и Соколов взял ее на три должности сразу: официантки, дневальной и менеджера по продажам. Самое смешное, что у Женечки лучше всего получается последнее. Она с «холодного» обзвона продала в августе счастливому Соколову целых три рейса. Такой специалист и для джаз-арт-кораблика — по терминологии Береславского — будет максимально полезен.

В дверь позвонили.

Джама пришел — к гадалке не ходи. Каждый день приходит.

Интересно, что адрес свой Машка ему не давала. Вот они, навыки полицейского.

О развитии отношений старалась не думать. Здесь не совпадало все — от места жительства до бытовых привычек. Но прогонять его было жалко. Потому что себя не обманешь: присутствие этого парня делало Машкину жизнь гораздо приятнее. И осмысленнее, что ли.

— Твой небось пришел, — сказала мама.

— Пока не мой, — уточнила Мария.

— Дай-то бог, — недоверчиво покачала головой Валентина Сергеевна.

Кавказцев она откровенно не любила, приводя тысячу примеров их отрицательного поведения, и все — невыдуманные. На вопрос папы: «Хочешь, я тебе тысячу русских придурков вспомню?», мама парировала примерно так:

— Свои придурки — они, по крайней мере, свои.

На самом деле все это было не смешно.

Машкина институтская подруга Галина по огромной любви вышла замуж за араба. По настоящей любви. Уехала к нему, в пресловутый сектор Газа.

Мужнина любовь, в отличие от многочисленных патриотических ужастиков, никуда не делась. И гарема он себе не завел, и жену обожал, с двумя народившимися подряд красивыми черноокими мальчишечками.