И весь ее джаз…

Почувствовав в бравом капитане слабинку, его атаковали близнецы и уволокли в носовой салон. Там бедняга подвергся всем испытаниям, которые только могли прийти в две безбашенные головки. Он катал их на себе, изображая лошадь. Дрался с ними, как Рэмбо. Пел им песни в стиле «Ранеток». И танцевал в манере покойного Майкла Джексона.

Силы были неравные, один против двоих, но капитан, обладая совершенно недюжинными природными физическими данными — да еще усовершенствовав их целенаправленной физподготовкой, — в итоге умотал обоих оппонентов.

Короче, близнецы спали на левом диване, заботливо прикрытые чьим-то пальто — все гости раздевались здесь.

А сам Джама, поняв, что необходимо восстановить силы, прилег на правый диван, благо, длины хватало. Но, прежде чем заснуть, снова окунулся в свою нерешаемую проблему.

Сегодня приехал на Митинское кладбище, убраться перед зимой на могиле Туровых — в прошлый раз там все было в сорной траве. Сейчас сорняки оказались убранными, могилки — приведенными в порядок. И даже стопка водки стояла на скромном могильном камне.

Джама знал точно — родственников у его друзей не оставалось. Догадка о том, кто мог это сделать, взрывала и без того уставший мозг капитана.

А еще завтра ему обещали точную наколку по Грязному. Если Краснова не остановить завтра, то Туровы останутся неотмщенными. Грязный, по тем же данным, собрался покинуть неласковую к нему Родину.

Чтобы не раскалывать голову окончательно, капитан закрыл глаза и мгновенно окунулся в благодатный целебный сон.

Тем временем в главном салоне начался концерт. На котором был даже гость с улицы. Как когда-то Джама — зашел на звук. И обещал приходить регулярно, даже просил продать абонемент.

Пустяк в масштабах общего бизнеса — а приятно.

Вообще в кают-компании все было по-взрослому. Мария переоделась в предусмотрительно захваченное концертное платье. Валечка Толоконникова была в джинсах. Но даже в этой заморской рабочей одежде выглядела красивой крестьянкой откуда-нибудь из-под Владимира.

Все пелось и игралось от души.

И даже без драки не обошлось, хотя музыканты спиртного не потребляли.

Драка произошла — точнее, чуть не произошла — на сугубо профессиональной почве: басист и барабанщик не сошлись в оценке творчества малоизвестного негритянского коллеги Пашки. Пашку обидело, что какой-то гитараст — так он произнес профессию друга-соперника — смеет иметь свое мнение о великом, хоть и непризнанном ударнике.

Ребята, конечно, немедленно помирились.

Однако Ефим уже поставил галочку в своем бесконечном мысленном гроссбухе.

В их культурном центре, как и в других, гораздо менее культурных, вышибала все-таки нужен. Еще один минус затратного бюджета. Хотя теперь, с приходом Веруниного папы, финансовое положение консорциума выглядело гораздо более симпатично.

Через некоторое время Ефим Аркадьевич заметил в окно подъехавший к причалу женин мультивэн. Он тихо встал, тепло оделся и вышел на кормовую палубу. Здесь профессора-уклониста вряд ли быстро найдут — физические упражнения по переноске тяжестей никогда не были его стихией.

Он сидел в темноте на удобном пластиковом стуле.

Холод еще не успел пролезть в стянутые вязаными манжетами рукава.

Глаза отдыхали на отражении огней в колеблющейся черной воде. Здесь было темнее, чем на Красной Пресне, но совсем темного места в таком мегаполисе, как Москва, наверное, вообще не сыскать.

Даже низко нависшие облака светились, отражая миллиарды городских электросвечей.

Было тепло и свежо одновременно.

Было хорошо.

Нарушила уединение жена.

Подставила стул. Обняла рукой за плечи.

Стало еще лучше.

19. Новорижское шоссе, полчаса езды от Москвы. Друзья встречаются вновь

С утра я съездил к Береславскому.

Умом понимал, что каждое мое теперешнее передвижение чертовски опасно.

Но мне надо было получить от него одно обещаньице. Он ведь сумел убедить меня, что не нарушает своих обещаний.

Вот я и поехал.

Партнер встретил неприветливо. Ефим Аркадьевич вообще меня не любил. Возможно, получил обо мне какую-то новую информацию. От того же Джамы.

Думаю, если б профессор не так нуждался в деньгах или, что даже важнее, больше бы знал о моем жизненном пути, наше партнерство не состоялось бы.

Но, к счастью, все случилось так как случилось.

— Какие вопросы? — спросил меня Береславский, когда я сел в его машину.

— Только один. И довольно выгодный.

Может, я зря сосредоточился на его алчности. Потому что профессор никак не среагировал.

— Хорошо, — зашел я с другого конца. — Сделайте это для Наргиз. Сейчас прошу только о ней.

— Что именно? — наконец он выказал интерес.

— Мы с ней скоро уезжаем. Деньги переведены.

— Знаю, — сказал Береславский, чтоб я быстрей переходил к сути. Я и перешел.

— Если меня грохнут, здесь или по дороге, Наргиз не сможет их получить.

— Почему? Ты не съездил к тому деятелю второй раз?

— Съездил. Документы оформил. Паспорт Наргиз вписал.

— Ну и в чем дело?

— Она выросла в кишлаке. Или в ауле. Она не знает, где Каймановы острова.