И весь ее джаз…

И снова я не стал спорить. Булатов всегда считал себя самым умным. Не без оснований. Но у меня было достаточно времени для самосовершенствования, много свободных лет и огромная тюремная библиотека. Говорят, революционеры начали собирать свои ряды — и, главное, глобальные идеи — именно в тюрьмах. Так что Амирчику еще предстоят серьезные разочарования.

— Значит, так, — подвел итог мой одноклассник. — В номере тебя будет ждать мой человек.

— Гример? — уточнил я. Вчера один мной немного уже позанимался. Но я бы хотел бо́льших изменений своей внешности, уж слишком многие сейчас будут ею интересоваться.

— И гример тоже, — почему-то мрачно улыбнулся Булатов. — Получишь от него деньги, паспорт, права. Машина будет — «Лада Приора».

— Почему не «крузак»? — поинтересовался я.

— На тебя, мудака, все деньги ушли, — вежливо объяснил Амир. — Дорого нынче из тюрьмы без спроса уходить. И учти: это наша последняя совместная работа.

А то я не знаю, что приговор мне не только менты подписали. Причем Амирчик всю оставшуюся жизнь меня кормить не собирается.

— Где другого Грязного сыщешь? — Я сделал вид, что обиделся.

— Чистого найдем, — усмехнулся мой одноклассник. — Слушай сюда. В Москве нужно будет убрать одного человека.

— Фото, маршруты, — равнодушно сказал я. Довольно банальное дело в наших с Амиром жизненных пересечениях.

— Не надо фото, — сказал Амир. — Леша Полеев.

О, блин!

Тяжелая же у них жизнь!

Как у бессмертного Горца: чтобы жить долго, надо сначала завалить всех своих.

Хотя я не очень удивился.

Даже обрадовался. Лешечка тоже стоял в моих личных планах. А так — стал хорошо оплачиваемым делом, причем на этом этапе Амирчик точно будет не врагом, а союзником.

— О’кей, — кивнул я. — Он мне не родной. Сколько стоит?

— Пятьдесят штук зеленых.

— Несерьезно, — сказал я.

— Ты совсем охамел, — вызверился Амир. — Забыл, кто ты есть?

— Наоборот, помню, — усмехнулся я. Злобы не было. Была некая усталость от общества моего старого друга. Даст бог, когда-нибудь сумею от него избавиться.

— Пятьдесят штук, — еще раз повторил Амир, воткнув в меня два черных ножа своих гляделок. — Плюс двести тысяч деревянных на расходы.

— Черт с тобой, — согласился я. Выбора действительно нет, из Астрахани надо срочно сваливать.

— Есть еще статья дохода, — соблаговолил улыбнуться мой старый друг.

— Какая?

— Партнер просрал маленький икорный бизнес.

— Ну и?..

— Икра на шесть «лимонов» уплыла в столицу. Даже если ее нашли, она не их. Выдоишь что-нибудь — все твое.

— Понятно.

— Жри, что не жалко.

Но шесть миллионов на дороге не валяются, поэтому я тоже все внимательно выслушал и запомнил.

Кроме того, есть крохотная вероятность, что после всех приключений я останусь жив. И в своей новой жизни мне как-то западло быть бедным.

Так что, даже если икру сожрали, я вырву ее у них из глотки.

Впрочем, главное сейчас — не встретиться раньше времени с братаном-ментом. Я по глупости не нажал на спуск. А он — парень умный.

Он нажмет.

5. Москва. Восток столицы. Вокалистка Маша и Ефим Аркадьевич Береславский, отставной рекламист

Пока ехала в Измайлово — снова на метро, — Мария много чего успела вспомнить.

Вообще студенческие годы, как это ни банально, были прекрасными. Училась она на рекламиста — в «творческом вузе с экономическим уклоном». Это и в самом деле было так: знания маркетолога и менеджера должны были объединиться с творческим инструментарием — дизайн, фото, кино, литература, музыка. Группа собралась большая — в то время специальность была свеженькой и горячей. Функционально — не по алфавиту — она разделялась на три примерно равные доли.

Первая, чуть меньшая, — дебилы и козлы. В основном — мальчики. Богатые папы оплатили учебу — а нередко квартиры и «Кайенны». В институте их обычно не видели, приходили только на сессию.

Попадались настолько глупые, что шли сдавать Ефиму Аркадьевичу. Этот, посверкивая очками, лишь злобно ухмылялся и пленных не брал.

Самые тупые предлагали ему деньги.

Тогда вампирски настроенный препод — особенно если дело происходило утром (у Береславского утро не бывало добрым никогда) — устраивал публичное аутодафе очередному грешнику российского высшего образования. Присутствовать на подобном действе было всегда весело, но иногда даже таких козлов становилось жалко: изысканно вежливый препод использовал свой язык, как гадюка — зубы.

Вторая часть группы была представлена середнячками, обычно — девчонками, желающими перед замужеством получить высшее образование. Они звезд с неба не хватали, но учились честно. С третьего курса и старше многие приходили на экзамен с животиками.

Этих — особенно с животиками — Береславский не обижал никогда, добавляя за подобную округлость минимум балл. Наиболее приближенным он объяснял свою позицию как посильный ответ китайцам: его представления об этническом составе будущей России не были оптимистичными.