И весь мир в придачу

Тяжелые капли со стуком падали на деревянные перила. Сырой плотный ветер, пахнувший грибами, лесом и прелыми листьями, дунул в лицо, растрепал волосы. Груня спустилась с крыльца и пошла между деревьями, трогая мокрые шершавые стволы. Рваные низкие тучи летели над далеким шоссе. Какая-то машина свернула с дороги и теперь ехала по проселку, ныряя, как пловец в воду, в дрожащие желтыми и красными листьями кусты на обочине.

Груня все шла и шла и остановилась, только когда оказалась нос к носу со своим бывшим мужем.

– О господи, – сказала она, не придумав ничего лучшего. – Откуда ты взялся?!

– Из Москвы. – Он пожал плечами. – Я решил, что тебя нужно забрать. Поедем?..

Она смотрела на него во все глаза. Он был небрит, и светлая щетина странным образом молодила его, и она вдруг удивилась, что этот человек – в свитере и короткой кожаной куртке, высокий, худой, улыбающийся странной улыбкой, – ее бывший муж. Он не может быть ее бывшим мужем, ведь никогда раньше она его не видела!

Никогда.

– Ты проехал триста километров, потому что вчера у меня было плохое настроение? – спросила Груня у этого незнакомого человека, мимолетно удивившись, что привычно называет его на «ты».

Он опять пожал плечами.

– Ты… можешь уехать?

У нее было три секунды, чтобы принять решение. Три удара глупого сердца, которое всю предыдущую жизнь билось только для Глеба – по крайней мере Груне так казалось.

Раз. Два. Три.

Груня взяла бывшего мужа за отвороты куртки и сказала быстро:

– Как хорошо, что ты приехал! И как это ты… догадался? Я… сейчас. Я только пойду скажу им, что уезжаю, а то они будут меня искать. И сумка. Я возьму сумку.

– Ты не торопись. – Он посмотрел на ее пальцы, державшие его куртку. Она разжала руки. – Я подожду тебя в машине.

Все неожиданно стало прекрасно, и, прощаясь с писателем и его женой и выражая сожаление по поводу краткосрочности ее визита, она сияла такой шикарной улыбкой, что видавший виды писатель неожиданно смутился, заподозрив неладное.

Они долго ехали и молчали. У Груни горели щеки, и она время от времени трогала их горячими растопыренными ладонями.

Зачем он приехал?.. Как это вышло, что он приехал?..

Может, бабушка права, а она, Груня, не права?..

– А почему ты не на работе? – вдруг спросила она.

– А потому, что сегодня суббота.

– Макс, я такая свинья.

Он сбоку посмотрел на нее.

– Я… не понял.

– Макс, я все время ужасно себя веду, а ты мне все прощаешь, – выговорила она, раздражаясь. – Лучше бы не прощал, ей-богу! Ты же не архангел Михаил, черт тебя побери!

– Ну хочешь, я тебя в следующий раз побью, – предложил он. Что его так развеселило – непонятно.

– Я ничего не понимаю! – крикнула она. – А ты мне ничего не объясняешь! Ты только все время изображаешь какое-то непонятное скучное благородство!

– Я не умею разговаривать такие разговоры, – сказал он. – Я люблю тебя. Я уже говорил однажды. С тех пор ничего не изменилось. Я люблю тебя и Ванечку.

– Это не любовь, а черт знает что!..

– Это у тебя не любовь, а черт знает что, – отрезал он. – В Суздале есть «Трактир Тучкова». Может, поедим?

Вот и поговори с ним! Она про любовь, а он про трактир! Но даже это не испортило Груне настроения.

Дождь пошел сильнее, когда они остановились у маленькой гостинички-теремка, и пока бежали от машины под крышу, дождь вымочил волосы и лица, и они отряхивались в сухом и теплом нутре ресторана как две собаки.

Они обедали очень долго, и уезжать им не хотелось, как будто они и впрямь счастливая пара, и им приятен этот неожиданный короткий отдых вдвоем, и они стараются растянуть его подольше. Груня рассказывала ему все сначала – как встречали, чем кормили, что говорили, – и он слушал, удивлялся, переспрашивал, и засмеялся, когда она в лицах представляла диалог писателя и его супруги о том, кто более велик в вопросах философии – сам писатель или же Розанов. Писатель из природной скромности считал несколько более великим Розанова, а супруга наоборот.

Когда перевалили через Розанова и дошли до кофе – огненного кофе в больших глиняных кружках, согревавших душу и руки, – Макс вдруг предложил:

– Давай останемся.

– Что значит – останемся?

– До завтра. Это же гостиница. Позвоним нашим, скажем, что вернемся завтра. Завтра… выходной.

Но разве дело в том, выходной завтра или нет!

Он предлагал ей себя. Или не предлагал? Или она опять все неправильно поняла? И как понять правильно?!

Будь на ее, Грунином, месте бабушка, она моментально все поняла бы!

И случилась у них ночь любви, как пишут в романах. Впрочем, все врут в романах. И не ночь, а день, ночь и еще полдня, кажется.

Господи, помоги нам!..

Они даже почти не разговаривали, хотя, пожалуй, следовало бы. Они просто попали под водопад – трудно разговаривать, попав под водопад.

Вокруг ревело и грохотало, какие-то глыбы ворочались вокруг них, какие-то силы становились на дыбы и что-то все рушилось и падало. Наверное, именно так небо падает на землю.

И никогда, ни одного раза до этой неожиданной остановки в гостиничке города Суздаля оно никуда не падало, всегда прочно держалось на своем месте.