– Бабушке бы только менять! – гаркнул старикан. – А что там менять?! Еще послужит!
– Ничего не нужно менять, – опять поддержал его Гриша.
– Обедать, обедать, – приказал старикан, с наслаждением отдуваясь. – Пятый час! Граня, подавай!
– Сей момент! – отвечала красавица Граня. – Ты бы штаны поприличней надел, деда!
– А что такое? Ах да!.. – Он ни с того ни с сего поклонился Марусе. – Вы меня извините, барышня, я без галстука.
– Да ничего, – пролепетала Маруся.
– А я там в клумбе футболку забыл, – сообщил Гриша.
– Граня, майку чистую ему принеси! Он свою уделал!
– Да, сейчас, дед.
– Там, за беседкой, летний душ, – сказал профессор Астров Грише. – Ты пойди ополоснись. Вода в баке прогрелась, лучше не придумаешь! Полотенца чистые на полке, а шлепанцы можешь вон те надеть. Иди, иди! А я сейчас…
Они говорили, двигались, действовали, как будто не было ничего более естественного и правильного, чем отправлять незнакомого молодого человека в душ, потчевать обедом, выдавать ему из запасов чистую футболку!..
Гриша как ни в чем не бывало отправился в «летний душ», старикан куда-то делся, а Граня внесла тяжеленный поднос, уставленный тарелками и стаканами. Под мышкой у нее был какой-то ком.
Она поставила поднос на стол и запулила в Марусю комом:
– На, отнеси ему. Она совершенно чистая.
Маруся поймала футболку и, оглядываясь на террасу, где Агриппина, напевая, расставляла на столе тарелки и раскладывала приборы, пошла в глубину участка. Сосны здесь стояли просторно, широко, в зарослях бузины возилась и попискивала какая-то птица, и висел между деревьями полосатый гамак.
«Летний душ» оказался далеко, у самого забора. До Маруси доносились шум льющейся воды и Гришино блаженное фырканье.
– Гриш! Гриша!..
Никакого ответа, фырканье и хрюканье.
– Гриш, я тебе футболку принесла!..
Хрюканье и шум воды прекратились, отдер-нулась занавеска со слонами и жирафами, и перед Марусиным взором предстал Гриша, совершенно голый.
Несколько мгновений они молча глядели друг на друга, а потом разом завопили:
– Ты что?! Закрой занавеску!.. Я тебе футболку!.. Вон там положи!.. Я не нарочно!..
Занавеска была судорожно задернута, слоны и жирафы закрыли голого Гришу, Маруся перекинула футболку через перекладину и только тут захохотала.
– Ну, ты даешь, – говорил из-за занавески Гриша. – Я тут моюсь, ты что, не знаешь, что люди моются… без штанов?!
– Без галстука, – поправила Маруся, давясь от смеха.
– Еще смеется надо мной!
– Я не над тобой, я просто так!
– Знаю я как!..
Он выскочил из-за слонов и мгновенно намотал ей на голову мокрое полотенце.
– Так-то лучше.
Маруся сдернула полотенце, собираясь страшно отомстить, но он оказался очень близко и сразу схватил ее за плечи.
Маруся попыталась вырваться, не смогла и уставилась на него – слишком близко. Так близко в последний раз они были, когда купались в речке Северке, а с той поры никогда. Да и надобности никакой не было так… приближаться друг к другу!..
Его ладони оказались прохладными, на незагорелой коже капельки воды, и волосы мокрые. Без очков он делался слеп и теперь смотрел на нее каким-то странным, как будто несфокусированным взглядом. Он был худой, как подросток, ребра, локти, ключицы острые и угловатые, джинсы съехали на бедра.
Маруся быстро и коротко вздохнула.
Гриша продолжал молча смотреть на нее.
– Ты что? – шепотом спросила она, хотя прекрасно понимала – что. – Отпусти меня.
Он не пошевелился.
Маруся взяла его за руки, подержала их ладонями вверх и оттолкнула. Он шагнул назад.
– Что ты делаешь?
– А ты что делаешь?..
Все изменилось, подумала Маруся с внезапным ужасом, что-то теперь будет?..
Не глядя на нее, Гриша нацепил очки, потом стал надевать майку, уронил очки, они клацнули по деревянному настилу. Он нагнулся и поднял их.
Маруся собралась было взять его за плечо и еще пять минут назад обязательно взяла бы, но сию минуту, сейчас, это оказалось совершенно невозможно, нельзя. И оттого, что это было нельзя, Марусе очень захотелось к нему прикоснуться. Никогда раньше ей не хотелось его касаться!..
– Пошли, – бесцветным голосом сказал Гриша, и Маруся поплелась за ним.
– А-а, – закричали с террасы, когда они приблизились, оба тихие и как будто пришибленные. – Наконец-то!.. Щи стынут! Водка греется! За стол, за стол!
На обед подавали щавелевые щи, в огненной гуще которых проглядывала половинка сваренного вкрутую яйца и хороший кусок отварного мяса, к щам полагались ледяная сметана и щедрые ломти свежего черного хлеба, затем жаркое и, разумеется, водка в запотевшем графинчике, про которую профессор Астров сказал, что по такой жаре нехорошо, конечно, да что ж делать, коли надобно выпить за починку проклятого насоса!.. Водку разливали в крохотные замороженные стопочки.
Когда Маруся от водки отказалась, уговаривать и стыдить ее не стали, а налили ей квасу в хрустальный стакан, брызгающий синими отблесками на скатерть.
Старик-профессор, переодевшийся в широкие полотняные брюки и вольную рубаху, шумно ухаживал за гостьей, хвалил Гришу – за помощь, а внучку – за обед.